Московский городской психолого-педагогический университет (МГППУ) Moscow State University of Psychology & Education (MSUPE) Институт проблем интегративного (инклюзивного) образования Лаборатория психолого-педагогических проблем Непрерывного образования детей и молодёжи С особенностями развития и инвалидностью Ведущий научный сотрудник, Доктор психологических наук А.В.Суворов КАТАРСИС 20 сентября получил сообщение от кинорежиссёра Елены Дворецкой, что отец Мелитон был бы рад моему участию в организуемой им поездке в Геленджик с 30 сентября по 6 октября. Я удивился, почему отец Мелитон не обратился непосредственно ко мне, копию своего удивления отправил самому отцу Мелитону, и на следующий день пришло прямое приглашение от него. Я с радостью принял приглашение, тем более, что отец Мелитон согласился заехать за мной домой, и обойтись без участия в поездке моего названного сына и официального попечителя - Олега, который не мог именно в это время отлучиться из Москвы. * * * 30 сентября около одиннадцати утра пришла эсэмэска от Елены Дворецкой, что они с мужем Артемием уже у моего подъезда, но привезли с собой щенка, и ждут тех, кто должен его забрать. Елена Просила разрешения, если те задержатся, подняться к нам со щенком. Я с радостью разрешил и, не утерпев, выскочил в шортах и футбзлке-сетке на улицу - целоваться с этим зверёнком. Ему месяц, порода крупная - дог. Мы немного с ним пообщались у нас на кухне, и вскоре его забрали. В какой-6о связи зашёл разговор о жертвенности. Я сказал, что её нельзя требовать ни от кого, кроме себя. Жертвовать можно только чем-то своим, тебе принадлежащим, но ни в коем случае не чужим. Я вообще всегда был против культа жертвы. Мы эту тему быстро исчерпали, не углубляясь. Оказывается, у храма Сергиево-Посадского детдома для слепоглухонемых, в котором настоятелем иеромонах отец Мелитон, два комфортабельных 18-местных автобуса. На них и предпринята паломническая поездка. Ещё на третьем автобусе другой священник детдомовского храма, отец Феофилакт, с подростками из детдома для глухих. Всего три машины, но машина отца Феофилакта сломалась, и пассажиры оттуда перешли в два других автобуса, где, слава Богу, были свободные места. Пока я переодевался в дорогу, отец Мелитон заинтересовался моими музыкальными дисками. - Вот я вижу марши Победы... - Там пустая коробка, а сам диск в магнитоле. - И ещё марши... «Парад»... Давай возьмём с собой, в автобусе есть возможность послушать. Я всполошился: - Ни в коем случае! Предпочитаю слушать на голое ухо, то есть не через слуховой аппарат, а это возможно только здесь! - Пусть остаются дома? - Да! Дело в том, что я предпочитаю не возить музыку с собой, так как очень дорожу своими дисками. Покупать их трудно и не с кем, а в дороге мало ли что с ними может случиться... По возвращении домой диск «Парад» мне таки пришлось поискать: отец Мелитон сунул его на место диска с вальсами Штрауса. А Штраус лежал отдельно, предназначенный к прослушиванию. Отец Мелитон поднялся ко мне с Алексеем Писеевым, воспитанником Сергиево-Посадского детдома, уже два или три года живущим в интернате для престарелых. В автобусе нас посадили рядом, и мы некоторое время довольно активно беседовали. Сначала мы заехали на концерт слепой певицы Ольги из Минска. Отец Мелитон кратко сообщал мне содержание некоторых песен, а заодно удивил рассказом о том, что Писеев с этой певицей какое-то время общался, и даже пожил у неё в Минске. В автобусе после концерта я спросил об этом Алексея. - Долго рассказывать, - уклонился Алексей от подробного ответа. - В таких случаях всегда долго рассказывать, - усмехнулся я, - а на самом деле нетрудно догадаться, что произошло... Тем более, что я сам проходил через нечто похожее... - Ну, не сошлись характерами... - Ответил Алексей. - Мы люди из разных миров... Если бы я не «спал» в смысле сознания, я мог бы догадаться, чем кончится, и даже не ринулся бы в Минск. Батюшка Мелитон предвидел, говорил Ольге, что я из другого мира, но она ответила, что мир для всех один. - И пришлось убедиться в существовании параллельных миров, - иронически откликнулся я. - Сам я от тех, кто исповедует теорию одного для всех мира, предпочитаю держаться на безопасном расстоянии. - Да уж, - слабо махнул рукой Алексей. В общем, что называется, спелись два страдальца, которых хотели осчастливить без учёта их иномирности. Поговорили о книгах. Алексей в своём интернате лишён чтения. То есть какие-то книги есть, но все читаны-перечитаны. Интернат обычный, для зрячих, брайлевских книг там нет. И ни с одной библиотекой слепых никто не удосужился установить постоянный контакт. В таком же отчаянном положении в своё время оказался мой однокашник Юрий Михайлович Лернер, умерший в Переделкинском доме престарелых 26 сентября 2003. Я был готов делиться с ним книгами, хотя бы выписываемой мною брайрвской периодикой, но некому было сколько-нибудь регулярно доставлять ему литературу от меня. Желающих работать курьерами найти весьма не просто, как показывает многолетний горький опыт. А в интернатах кормят на убой - и больше никому ни до чего... Тут с нами едет Андрей Коржов, мой старый детдомовский знакомец, которого отец Мелитон представил как одного из двух сэоих пономарей. После концерта отец Мелитон поручил ему отвести меня в автобус, и мы успели посплетничать. Когда сели в автобус, я со смехом рассказал Алексею: - Хрюшка-Андрюшка показал руками, какой ты был худенький в детеоме (я развёл ладони, подражая Андрею, сантиметров на тридцать), а потом показал, какой ты теперь (я развёл ладони едва ли не на метр). Говорит: «Шар! Хорошо кормят!» - Я, что ли? - оторопел Алексей. - Ну, вообще-то, по-разному, не всегда вкусно, но хватает... Я продолжил: - Я похлопал Андрея по его собственоому пузу: а сам? Он тут же оценил размеры моего пуза... Посмеялись. Ну, спасибо за кормёжку, да ведь душа голодает... Надо что-то делать, как-то регулярно обновлять книжный фонд Алексея. - У тебя есть деньги? - А что? - мгновенно насторожился Алексей. - Я выписываю литературу из Санкт-Петербурга, с предоплатой на год вперёд. За годовую подписку журнала «Литературные чтения» и десяти его приложений получается примерно полторы тысячи рублей. - Неаккуратно доставляют, - ответил Алексей. - Когда я выписывал, несколько номеров так и не получил. - Я-то получаю нормально... И ты хоть что-то получил, а сейчас ничего. Алексей промолчал. Да мне всё понятно: самостоятельно выписывать и оплачивать литературу мы не можем, а просить - в подавляющем большинстве случаев не допросишься. Алексей, как и все инвалиды, не любит просить, потому что обырно приходится потом напоминать о просьбах много раз, что крайне унизительно... В итоге чувствуешь себя лишним, всем в тягость. И вот Алексей предпочитает книжный голод - лишь бы не просить. Первая ночёвка в городе Богородицке (оказывается, есть и такой в России), в гостинице «Русь». Тульская область. Меня опекает пономарь Андрей Коржов. Общаемся мы не без труда: при довольно богатом словарном запасе его родной язык - жесты. За ужином-обедом на первое - довольно длинная домашояя лапша, плюхающая в бульон, так что я забеспокоился за судьбу своей безрукавки - не забрызгать бы. Плюнув на приличия, что, впрочем, для меня в порядке вещей, - всегда находится что-нибудь важнее приличий, в данном случае сохранение в чистоте безрукавки, - я выпил бульон через край тарелки, а потом без проблем одолел гущу. Всё это под бдительным оком пономаря, которого больше волновала возможная лужа на столе, чем моя безрукавка (да и по своей одежде он, жестикулируя, прохаживался жирной и потной ладонью). Я едва успел поймать пустую тарелку из-под супа, которую Андрей уже хотел убрать. Пытаюсь объяснить, что из мелкой тарелки второе лучше переложить в глубокую, а он предлагает добавку... Я попросил позвать Риту - трапозничую детдомовского храма, - и ей объяснил свою проблему. Она сразу переложила второе, к весёлому удивлению Андрея. Тарелка из-под супа была полной. Туда же мне положили и салат. Я зачерпнул первую ложку... - Ой-ой, - запричитал Андрей, положив мою руку на тут же оказавшийся на столе кусок огурца. - Культура! - подытожил он всю меру невоспитанности доктора психологических наук... - Я слепой... - заоправдывался я. - понимает, - извинил меня Андрей. Под конец он помог мне собрать разбежавшийся по всей тарелке рис - только что с ложечки не кормил. В номере гостиницы я выбрал кровать поближе к розетке, чтобы подзаряжать Пронто и мобильник. Всё равно понадобилась переноска, которую я всегда беру с собой в поездки. Я сразу лёг и стал писать лёжа, - Пронто на животе, - что привлекло внимание ребят. Подошёл глухой Вова, показал, что ему двадцать лет. Значит, я должен сообщить свой возраст. Попробовал... - Вова не понимает, глупый, - пренебрежительно махнул рукой Андрей. - Не разговаривать, пусть идёт спать. - Он спрашивает, сколько мне лет... Пятьдесят девять, - и я показываю пальцем на Вову: мол, переведи. - Всё равно не понимает, глупый, спать, спать! Я растерялся, Андрей прижал сложенные ладони к правой щеке - жест «спать», - Вова мгновенно понял и отошёл. Таких, что ли, Вов хотят в инклюзивные классы??? От богослужебных моментов я уклонился. Сказал, что не молюсь. Они молились перед едой, после еды, я ждал в столовой... Никто не настаивал. Дело хозяйское. Ощущение такое, что я вернулся лет на тридцать с лишним назад, когда начинал работать в Загорском детском доме для слепоглухонемых. Трудно с чистыми жестовиками вроде Вовы, но внимание ребят приятно. - Надо спорт, руки, - счёл необходимым назидательно заметить Андрей. Я решил отшутиться: - У меня есть спорт, - и я пальцем показал туда, где стоят мои ходунки. Он понял шутку и упал на кровать от смеха (наши кровати рядом). Молодец. Прекрасное чувство юмора. Спросил отца Мелитона: ничего, что не хожу молиться? Он успокоил: - Всё нормально, веди себя как обычно. Формальные обрядовые моменты мне чужды, как при Советской власти пионерская линейка. Но содержательное вроде того, как в Новой деревне мы ставили свечки за здравие застрявшей на Соловках из-за шторма четвёрки туристов, среди которых был мой Олег, и когда от могилы отца Александра Меня поз4онили ему, он радостно сообщил, что шторм стихает и вечером они вырвутся на материк, - вот такое неформальное, напрямую с любовью связанное и любовью продиктованное, - другое дело... Я намекнул отцу Мелитону: - На самом деле я не игнорирую храм... Как все простые смертные, свечку поставить - не упускаю случая. - Ну так и делай, как душа подскажет, - ответил отец Мелитон. Мне приятно его внимание... * * * Ещё не было восьми утра, когда 1 октября мы выехали в дальнейший путь. В начале двенадцатого прибыли в Задонский монастырь. У ворот с помощью отца Мелитона дал нищему инвалиду в коляске 100 рублей. Отец Мелитон сказал, что у нищего нет ноги. В соборе Задонского монастыря - мощи святителя Тихона Задонского. В книге Георгия Федотова «Святые древней Руси» упоминается среди канонизированных епископов. Федотов поясняет: «Святые епископы - святители - составляют особый чин святых, третий по времени в ряду мучеников и преподобных». С помощью отца Мелитона я купил две самые большие свечи - по 150 рублей. Одну мы поставили за здравие Олега и Бориса (моего ближайшего друга и учителя, Бориса Михайловича Бим-Бада), а другую - за упокой Марии, Ольги и двух Василиев (мамы, сестры, отца и брата). В церковной лавке с помощью Елены-режиссёра купил иконы святого Олега - складень и довольно большую деревянную; отец Мелитон тоже купил маленькую иконку святого Олега. Все эти иконы я дома отдал своему Олегу - это ведь иконы его «небесного покровителя»... У Федотова среди святых упоминается князь Олег Брянский. Надо будет поинтересоваться, чем прославлен... Обедали в придорожном кафе, то ли в городе, то ли в посёлке Заосердные Сады Липецкой области. Оттуда рванули прямо в Геленджик. Вечером, во время одной из остановок в туалет, Елена сказала, что звонил мой Олег, беспокоился обо мне. - ну и что Вы ответили? - Хорошо. - Веобще-то, я бы сказал, как Олег часто отвечает на такие вопросы: «живой». Так долго в автобусе - это всё же для меня экстремально. Я просто уточнял ответ Елены, однако напросился на немедленную заботу: мне предложили прилечь на заднее сиденье автобуса. Ноги взял на свои колени Андрей Коржов, глухой пономарь. Особенно болела левая нога: горели пальцы, иногда всю ногу сводило судорогой. В общем, до самого Геленджика я так и доехал лёжа. * * * В Геленджик мы приехали 2 октября в 04:45. Дорога всех измучила, и отец Мелитон подытожил: - Дорожное испытание выдержали. А теперь - спать до упора. Проспали часов до одиннадцати... Тут лаврское подворье: храм, часовня, гостиница при них. Всё это от Троице-Сергиевой лавры. Вроде пансионата или дома отдыха. Жарко - 30°C. Хорошо, что я в последний момент захватил шорты. Вокруг меня все очень ласковые, заботливые, спокойные. Попал в эту компанию - и вдруг почувствовал, вроде бы что-то отпускает, рассасывается в районе горла. Там, где душа. Анатомически душа - это горло, сердце. Я так ощущаю. Там скопилась вроде бы хроническая тошнота - как вечная мерзлота. И вот ещё в Москве, когда выехали, я почувствовал, что эта тошнота вроде начала проходить, мерзлота - оттаивать, хроническое горькое перенапряжение - отпускать. Перенапряжение связано и с накопившейся усталостью, и с необходимостью отстаивать свою «иномирность» от агрессии самозванных унификаторов, в том числе непрошенных миссионеров, и с жутким дефицитом живых контактов, прикосновений, - целыми днями один дома, с Олегом переписка эсэмэсками и по электронной почте, а хочется - разговаривать из руки в руку. И вот вся эта глыба или куча накопившегося в душе мусора стала ощутимо размываться в психологической обстановке, которую сумел создать вокруг себя отец Мелитон. Хорошо, что поехал. Физически тяжеловато - почти сутки в автобусе, - но и это помогает размыванию душевных шлаков. Как это называется - катарсис? Вот, открыл «Современный словарь иностранных слов»: «К~АТАРСИС, -а, м. (нач.ЎXX в.). Эмоциональная разрядка, испытываемая в процессе сопереживания зрителем героям спектакля, кинофильма и т.п.: Сильнейший катарсис. В состоянии катарсиса. Испытывать катарсис. - Нем. ЎKatharsis - очищение э греч. Єkatharsis - очищение от преступления, греха, от Єkathairo - очищать, смывать (Термин введён Аристотелем)». Да. В моём случае - очищение от накопившихся душевных шлаков. Пообедали и - на море. Я обнаружил, что взял не те сланцы на липучках, не свои, а Олега. И ничего, держатся, да вот галька на пляже мелкая, лезет в сланцы, больно наступать, а вытряхивать сложно. Море близко, но Елена и Артемий отвезли меня на пляж на своей машине. Вода тёплая. Безветренно, ни малейшего волнения, трудно понять, где берег... Хорошо хоть, дно довольно ощутимо понижается, и я несколько раз осторожно выплыл на глубину. Но чёртова галька набивается в сланцы... Лена с Олегом перебрасываются эсэмэсками. Лена сообщила, что Олег завидует нашему лету и тёплому морю. Когда с пляжа засобирались домой, я в ожидании, пока тронемся, сидя на своих ходунках, затянул одну из любимых песен моей мамы - «На горе колхоз». Лена позвонила Олегу и дала ему послушать мой вой. По её словам, он был рад. Я шутливо уточнил: - Ну, конечно, рад... Тому, что я вою где-то там на морском пляже, а не в ванне у него под ухом. Если бы в ванне, он бы выдал моему исполнительскому искусству самую объективную оценку. Слушая эту речь, Лена и Артемий хохотали. Ну, разумеется, на самом деле сынок не такой суровый. Да и петь в ванне я стараюсь в его отсутствие. Ибо сказано: «Уважай покой ближнего своего». Алексей на море первый раз, а ему уже 52 года. Отец Мелитон подбадривал его, уговаривал не бояться, и сказал мне, что Алексей под конец купания осмелел. Алексей ещё в Москве сказал, что хочет попробовать натуральные морепродукты, которыми, как он слышал, питаются греческие монахи. Я съязвил: - А в москве что, пластмассовые морепродукты? Алексей удивился: - Почему пластмассовые? - Ну ты же сказал, что у монахов натуральные... Так и не дошло до этого жирафа. А морепродукты - вот они, за полдником потчевали осьминогами... После полдника все пошли в храм на вечернюю службу. Я остался дома писать дневник, но отец Мелитон предупредил, что вызовет меня для обряда помазания во здравие - намазать крест на лбу. У отца Мелитона два пономаря, оба Андреи, но один Коржов, мой старый детдомовский знакомец, добрый и заботливый весельчак, а второй - зрячеслышащий, лишь недавно овладевший дактильной речью и, очевидно, недавно появившийся в храме отца Мелитона. за мной пришёл Андрей Коржов. В храме он дважды позвал меня на исповедь, но я категорически отказался. Я был полусонным, с беспорядком в душе, - всё ещё гноится душевная травма, недавно причинённая одной женщиной, - и формулировать своё понимание греха совершенно не был готов. Потом меня подвели к иконе, украшенной венком из живых цветов. Такого я ещё не видел. Отец Мелитон объяснил, что сегодня и завтра день памяти святого князя Михаила Черниговского, его-то икона и украшена венком, да ещё стоит огромный букет в вазе. Мне крестообразно помазали лоб - очень кстати, а то я в автобусе приложился к багажной полке. Я объяснил отцу Мелитону, почему отказался от исповеди, - полусонный, мол, и много мусора в душе. - Это совершенно добровольно, - заверил отец Мелитон. - Говорят, к исповеди надо как-то особо готовиться... - Да нет. Просто если исповедуешься на утренней службе перед причастием, то натощак, а так - когда угодно, это как занозу из души вытащить. - Как раз у меня заноза в душе. Отец Мелитон пустился в несколько излишние для меня объяснения - привык иметь дело с детьми: сравнил исповедь с пломбированием или удалением гнилого зуба, с удалением занозы, даже опухоли... Только, мол, всё это в душе... Храм посвящён святому князю Михаилу Черниговскому, так что день его памяти - храмовый праздник. Местный священник - отец Сергий. Мне в августе писали из Туапсе, что в Геленджике священник организовал детский приют. Я спросил, не он ли это. Отец Сергий подтвердил, но имя моего информатора ему ничего не говорит. Интересно было бы порасспросить поподробнее, а главное, посетить приют. На самом деле, как на следующий день объяснил мне отец Мелитон, никакого приюта нет. Отец Мелитон присылает детей, или сам с ними приезжает, а отец Сергий просто помогает ему. Приют - разве что в том смысле, что дают приют разным бездомным... После ужина я попросил зрячеслышащего пономаря Андрея вывести меня на воздух, на лавочку во дворе. Он вывел, через некоторое время ко мне привели Алексея. Ждать его пришлось довольно долго: усердный богомолец Алексей читал «правило» - вечерние молитвы. Я показал ему Пронто. Он ничего не знает о компьютерах вообще и брайлевских в частности, так что я воздержался от подробных объяснений. Показал только брайлевскую строку, брайлевскую клавиатуру, карту памяти и флэшку. Но он был рассеян и признался, что под огромным впечатлением от моря. Мечтает о следующем походе на пляж. Самое яркое впечатление в жизни. Когда так говорит ребёнок, подросток - это вызывает улыбку: вся жизнь впереди. Но если это говорит пятидесятидвухлетний дяденька, то поневоле задумаешься, до чего же бедная впечатлениями, тусклая жизнь у него... И ведь Алексей ещё один из самых грамотных слепоглухих, и глубокая, редкостно деликатная натура, очень добрый, но чересчур скромный... Не привык на чём бы то ни было настаивать. А это непозволительная роскошь для инвалида. Будь он понастойчивее, даже понастырнее, жизнь, может быть, сложилась бы у него удачнее. Когда студенты-инвалиды спрашивали меня, как я «достиг» того, чего «достиг», я обытно отвечал: побольше капризничайте. И добавлял, что на самом деле не шучу, ибо под «капризом» имею в виду настаивание на своём праве жить, а не прозябать, - то есть настаивание на своей общечеловеческой, личностной полноценности. Упорно искать и находить возможности полноценно жить. Скромняга Алексей привык всем уступать дорогу и в прямом, и особенно в переносном смысле. Ну и оказался на обочине - в интернате для престарелых. Ни чтения, ни общения, здоровье всё хуже - тоже диабет второго типа, как у меня. Мне вынесли табуретку на крыльцо, чтобы я мог самостоятельно оставаться на воздухе. Пообщались немного с отцом диаконом. Отец Мелитон попросил подтянуть его дактильную речь. Дактилемы он знает, хотя не совсем точно, однако безнадёжно испортил произношение попытками тренировать его в отсутствие тех, для общения с кем этот алфавит предназначен. Вместо «да» он как-то нелепо тычет кистью руки мне в ладонь, и получается что-то вроде «ас». Вместо «е» складывает «Ж», и так далее. Когда я учился в Загорском детдоме, у нас был фельдшер, который так и не осилил правильное произношение дактилемы «д», путая пальцы - мизинец и безымянный вместо указательного и среднего. Вместо «иди» у него получалось «ийи», что всегда очень меня смешило. Отца диакона надо основательно переучивать. В таких запущенных случаях я знаю только один эффективный метод - на некоторое время полностью перевести его на двустороннее дактильное общение. То есть чтобы не только он, но и его собеседники дактилировали, заставляя его повторять то, что они говорят, и исправляя ошибки. Отец Мелитон дактилирует великолепно, и мог бы, пожалуй, таким способом подтянуть своего диакона. Ко мне подошла на крыльце матушка Шуш~аника - монахиня, живущая на квартире вместо монастыря, а служащая в храме Лазаря четырехдневного, что на одном из Сергиево-Посадских кладбищ. Заочно она учится на логопеда в университете имени М.А.Шолохова, филиал которого есть и в Сергиевом Посаде. Оказывается, она тоже, вместе с Еленой, помогала мне в покупке икон святого князя Олега Брянского в Задонском монастыре. Мы очень хорошо поговорили, наметились перспективы для сотрудничества. Я дал ей адрес и номер мобильника Апраушева. Когда я сказал, что нынешние детские дома ориентированы потребительски, на спонсорскую поддержку, а не на то, чтобы развивать своё хозяйство, - она горячо согласилась... Матушка Шушаника мне понравилась, вызывает доверие, да и живёт в Сеогиевом Посаде, если начнёт регулярно посещать Апраушева, уже хорошо. Я записал номер её мобильника, и сообщил свой номер для обмена эсэмэсками через интернет-модем. * * * 3 октября трапезничая Рита принесла мне в комнату, так сказа6ь, предварительный завтрак - овсянку и молоко. В трапезной, сказала, нет столов. Да и весь остальной народ пока в храме. Звать меня на праздничный завтрак (фактически обед) пришёл Андрей Коржов. Он дал мне мою складную канадскую опорно-ориентировочную трость, подаренную моим другом, режиссёром Альгисом Арлаускасом, и повёл на улицу. Обнаружив себя на крыльце, я испугался: как же без ходунков? Андрей настаивал: - Поможет... Столы, оказалось, расставили во дворе, в нескольких шагах от крыльца. Андрей сначала посадил меня у ближайшего края стола. Не надеясь объяснить ему свою проблему, я стал искать слышащих. Вскоре подошёл отец Мелитон. - Я на солнцепёке, срочно нужна бейсболка, она в багажнике ходунков. - Давай пересядем. Отец Мелитон знает жесты, и одним движением объяснил Андрею задачу. Тот перевёл меня в тень, и стал усиленно потчевать: в тарелку с супом салат, винегрет, жареную рыбу... Такой силос полурился! Ну и ладно, почему не смешать в тарелке то, что всё равно смешается в желудке... А я большой охотник до смесей, меня за это ещё мама чушкой называла. Мы с Андреем заболтались, и опрокинули пластмассовый стаканчик с кагором. Отец Мелитон утешил: - По праздникам льют вино и масло на крест. Вот и ты теперь у нас освятился. - А как потом крест отмывают от этих возлияний? - Не моют. - И какой же он тогда?.. - Ароматный. Отец Мелитон пригласил меня за стол, где пировали священники. Попросил произнести тост. Я сказал о том, о чём всё время думал: - Предлагаю выпить за проповедь действием, а не словами. - Класс! - оценил отец Мелитон. После небольшого отдыха мы погрузились в автобусы и отправились по храмам. Храм Преображения, где отец Владимир настоятелем... Если правильно помню, храм Вознесения; настоятель - отец Сергий. Может, и наоборот: отец Сергий в храме Преображения, а отец Владимир - в храме Вознесения... Заехали и в Дивноморск, где храм Сергия Радонежского. Там раньше было лаврское подворье, но патриарх его забрал, а взамен полгода назад Лавра получила в качестве подворья храм Михаила Черниговского с гостиницей при нём. Во всех храмах я с помощью отца Мелитона, а затем Андрея Коржова, ставил свечки за здравие Олега и за упокой мамы. Из Дивноморска, наконец, поехали купаться, на пляж возле порта. Когда шли с пляжа к автобусу, у меня попросили разрешения прокатить на моих ходунках маленького мальчика, Данилу. Конечно, я был только рад. Малыш крепко вцепился ручонками в перекладину ходунков, и я время от времени поглаживал его по головке, всё ещё практически лысой, хотя, мне сказали, Даниле два года. Это сын Олеси, бывшей воспитанницы нашего детдома. Она успела родить от разных любовников трёх детей - четырёх, двух лет и трёх месяцев. Заботами отца Мелитона она живёт на лаврском подворье в Геленджике. На набережной проходили мимо скубьптуры невесты. Эта скульптура, насколько я понял - эмблема города. По довольно широким ступенькам пьедестала я вскарабкался до самой статуи, так что смог дотянуться до кончика носа. Очень чистая на ощупь... Я пошлёпал ладонью в разных местах тела невесты. Удары получились гулкими. Значит, какой-то металл, сплав... Статуя пустотелая... И вдруг я обхватил статую за талию и прижался правой щекой к её животу. Отпустил, но меня тут же попросили повторить это для съёмок. Артемий всё время снимал материал для фильма. Я узнавал об этом косвенно: когда шли ставить свечки за здравие и за упокой, нас просили подождать, пока Артемий будет готов эти действия запечатлеть. Он снимал, как мы с Алексеем по очереди осматривали невесту, и уже было закончил съёмку, когда я выкинул номер с объятиями. Вот и пришлось повторять. Ужинали в каком-то кафе, столики на улице. Перед ужином я попросил измерить мне сахар - по расписанию было пора. Как у всех новичков, у Елены с первой попытки не получилось. Судя по довольно долгому ожиданию, Елена, видимо, звонила Олегу, консультировалась, и после второй попытки сразу выдала мне результат: 8,9. После праздничного пира и последующих перекусов, - батюшки угощали фруктами, в том числе запрещёнными мне бананами, но я от них всё равно не отказался, - результат замера сахара очень хороший. Всего лишь повышенный. Мог быть и высоким. Поев, я попросил разрешения поиграть на губной гармошке. (Пока ждал измерения сахара, успел заменить батарейки в слуховых аппаратах и надеть их). Отец Мелитон был удивлён и обрадован, узнав, что губная гармошка у меня всегда с собой. Он повёл меня куда-то... - В сторонку? - спросил я. - Наоборот! Ну, что ж, мне не привыкать выступать в качестве, как шутила моя мама, «артиста с погорелого театра». И без малейшего смущения я уселся там, где меня усадил отец Мелитон, и сыграл сначала марш «Воздушный флот», а потом вальс «Над волнами». Отец Мелитон знай нахваливал: - Супер! Шедевр! * * * Проснувшись рано утром - вернее, глухой ночью - 4 октября, я сделал неприятное открытие: Пронто не видит карту памяти. Доступна только оперативная память, а сохранить файлы из неё на карте памяти не удаётся. И я припомнил, что проблема возникла после того, как я вздумал вечером 2 октября показать карту памяти Алексею. Я вытащил её тогда, а тот как начал елозить-возить по ней своими щупалами... Я тоже слепой, но когда что-то ощупываю, прикасаюсь к предмету легко, и если зрячие начинают давить на предмет моими пальцами, возмущаюсь: - Вы не умеете щупать, ну и не мешайте! А Алексей так мял карту памяти, что, будь она более хрупкой, мог бы её сломать. Я никак не предполагал, чтобы слепой с детства был так безграмотен в смысле осязания. Хорошо хоть я не выпускал карту памяти из рук, держал за уголок, и срочно выдернул её из медвежьих объятий. Но вот теперь, что называется, «у праздника». Хорошо хоть USB-порт для флэшки работает. И флэшка у меня с собой. Я переписал на неё все файлы из оперативной памяти, включил Пронто в осветительную сеть, и попробовал командой, заменяющей кнопку Reset, дважды перезапустить Пронто. Получилось, но вход в карту памяти в корневом каталоге всё равно не появился. Как если бы карта памяти не была вставлена. Когда карта вставлена, а соответствующего пункта в списке папок корневого каталога нет, это и называется - устройство «не видит» данного носителя информации. Я обратился к справке-руководству в поисках подсказки. Там предлагалось полностью сбросить системные параметры, полностью выключив Пронто и затем снова включив. Но на эту операцию я не решился, потому что знаю по опыту, как это не просто - снова включить. Аппарат на какое-то время становится недоступным вообще. Только этого в условиях поездки мне и не хватало. Так хоть оперативная память и USB-порт доступны... В общем, доспать мне в эту ночь не пришлось. И когда отец Мелитон пришёл пожелать мне доброго утра, я пожаловался на возникшую проблему. Помочь мне в её решении взялся второй пономарь, которого Андрей Коржов, в отличие от себя, глухого, называет «Андрей-Голос», то бишь - слышащий и говорящий Андрей. Отец Мелитон спросил, к какому специалисту можно обратиться. Номер телефона этого специалиста у меня был, но Андрей-Голос медленно дактилировал, поэтому я решил перевести его на письмо по ладони. Подбадривая: «быстрее, быстрее», я добился того, рто он по ладони стал писать пальцем существенно быстрее, чем дактилировал в ладонь. после этого я протянул ему свой мобильный телефон, и продиктовал номер. Звонили мы слепому и сильно тугоухому компьютерному специалисту Сергею Флейтину. У него хорошо натренированный остаточный слух, и с помощью мощных слуховых аппаратов Сергей свободно воспринимает устную речь. Сергей посоветовал проверить карту памяти на более мощном компьютере. Я мог бы это сделать только дома, но Андрей принёс храмовый нетбук. Там карта открылась без проблем. Значит, дело было не в карте, а в самом Пронто. Мы решили скопировать содержимое карты на храмовый нетбук, переформатировать карту, вернуть на неё информацию, и снова попробовать войти в неё через Пронто. Однако на это требовалось время, которого не было. Надо было участвовать в общей программе поездки. После завтрака мы поехали в Кабардинку, посёлок примерно на пол-пути между Геленджиком и Новороссийском. Там мы сначала заехали в храм святого Пантелеймона-целителя. Настоятель - отец Виталий. Он подарил мне футболку под цвет моих шорт, которую по предложению отца Мелитона я тут же и надел. Из храма поехали в Старый кабардинский парк. На самом деле новый - точно копирующий тот, что в Кабардинке был когда-то. Фонтаны, бассейны с пресной и родниковой водой. Из одного из этих фонтанов я напился родниковой воды и умылся, смывая ночной недосып. Скульптура производила странное впечатление, особенно г~оловы - чересчур какие-то круглые, пухлощёкие. Будду благополучно принял за девушку. Часовни всех мировых религий - христианства, мусульманства, буддизма, синтоизма, - иудаизма, наверное, тоже. Все действующие, то есть члены соответствующих конфессий могут туда прийти и помолиться. В православной часовне (или храме?) - коллекция икон, а в музее Востока - коллекция оружия. Отец Мелитон не обеспечил каждого слепоглухого персональным переводчиком. В итоге разрывался между мной и Алексеем, хотя можно было бы впрячь в эту переводческую упряжку всех сколько-нибудь дактильно говорящих. Например, трапезничую Риту и Андрея-Голоса. А мне в переводчики подсудобил полу-жестовика Андрея Коржова, который, спасибо, хотя бы пояснительные надписи мне читал... Но другой, слышащий, пономарь Андрей мог бы рассказать гораздо больше, заодно получил бы хорошую дактильную практику. А то второй год в детдомовском храме, и дактилирует еле-еле. Получше всё же, чем отец диакон... Явным образом совершая религиозный подвиг Любви, отец Мелитон слишком много, запредельно много, берёт на себя. А неплохо бы приобщать к этому подвигу всех остальных членов общины. Ибо если слепоглухих хотя бы двое, одного отца Мелитона на них уже не хватит, хоть разорвись. Почему, например, к переводческой нагрузке не был привлечён отец Феофилакт? На правой руке у него наполовину обрублен указательный палец, но левой он дактилирует отлично, уступая только отцу Мелитону. К тому же приятный, остроумный собеседник. Я бы такому переводчику обрадовался. Впрочем, возможно, он как раз переводил - зрячим глухим... Или матушка Шушаника: дактильно не умеет, но хорошо пишет по руке, тоже вариант, мне так переводили, и очень неплохо. А трапезничая Рита - готовый переведчик, только поставить перед ней такую задачу, и при её весьма разборчивой и довольно быстрой дактильной речи получилось бы хорошо, по крайней мере, со мной. Но нет, отец Мелитон переводил, как мог, один, разрываясь между мной и Алексеем, а если делегировал функции переводчика, то почему-то глухому полу-жестовику Андрею Коржову, а не зрячеслышащим Андрею Юлину (он же Андрей-Голос), Рите и, тем более, отцу Феофилакту. (Отец диакон к этой нагрузке не готов: и дактилирует неважно, и личностно слишком «засебячен», как говорит мой друг Ирина Поволоцкая). В общем, когда подошёл хозяин и устроитель всего этого великолепия, художник и архитектор Александр Иванович, и поинтересовался впечатлениями, мне пришлось отделаться какой-то вежливой фразой. И недомогал, и переводчика хоть сколько-нибудь сносного не было... Хотя среди окружающих с этой ролью могло бы справиться как минимум три человека. Кроме отца Мелитона. Дома после обеда я прилёг отдохнуть. Елена с Артемием, как оказалось, караулили меня, чтобы съездить попрощаться с морем, и снять сей ритуал. Я решил не купаться: и насморк - продуло в автобусе, и просто не хотелось везти домой мокрую одежду и обувь. Но съездить на берег... Почему бы и нет? С нами поехали отец Мелитон и певчая Кристиана, обвешанная браслетами, серьгами, ожерельями так, что отец Мелитон назвал её «новогодней ёлкой». Отец Мелитон завёл меня на причальный пирс - море с трёх сторон, суша сзади, - и заторопил: - Играй! Закат догорал, а «концерт» хотели снять именно на закате. Ну, мне и самому всегда хочется, а тут ещё такое поощряющее внимание... Я сыграл вальс «Тоска», потом вальс «Голубая ночь», после которого Елена от полноты чувств прижалась щекой к моей щеке. Этот вальс попросили повторить. К сожалению, оба раза я сыграл неточно... Потом я сыграл вальс «На тихом озере», - уж очень море было тихим все эти три дня, - и меня попросили повторить концовку: очевидно, не хватило кассеты. «Концерт» я завершил маршем «Герой». Сольный концерт «артиста с погорелого театра» на фоне геленджикского морского заката. Не последнее ли это моё прощание с Чёрным морем, - по крайней мере, в этом его месте?.. Я с ним прощаюсь уже пять лет - с 2007 года, в Туапсе, в «Орлёнке», в Геленджике, - и каждый раз как последний раз. И каждый раз - опровергается, что это - последний раз. Да и вообще... Я предполагал умереть примерно тогда же, в том же возрасте, когда не стало моего духовного отца Эвальда Васильевича Ильенкова. Но появился в моей жизни мой названный сынок, и вот я пережил возраст Ильенкова уже на четыре с лишним года... После музыкального прощания с закатным морем мы присели на уличной площадке кафе «Екатерина» - так, видимо, зовут ту невесту, с которой я обнимался накануне вечером. Заказали в основном напитки, рассчитывая на ужин в лаврском подворье. Беседовали. Я сказал, что не верю в чудесные исцеления - «после» совсем не обязательно значит «вследствие». Я ещё оставался во включённых слуховых аппаратах, и удивился странному высокому звуку. Оказывается, у отца Мелитона мобильник работал в режиме громкой связи. Он разговаривал с женщиной, матерью трёх детей, которую отец Мелитон где-то нашёл, и пристроил на лаврском подворье в Кинешме. Молодой маме всего 21 год. Вот ведь, собиратель-подбиратель... Вот такую деятельность я и имел в виду, предлагая тост за действенную проповедь добра. Единственная приемлемая форма миссионерства. Никакой теологической высокопарной болтовни - только реальная помощь в реальных обстоятельствах. А там гляди, кто тебе помог: кому молится твой добродей, тому можешь помолиться и ты. А можешь не молиться - дело хозяйское. В общем, существенно только добродеяние. А идеологический - мировоззренческий - контекст добродеяния может быть разным. Приведённый к знаменателю добродеяния, этот мировоззренческий контекст в итоге даёт последовательный экуменизм Даниила Андреева - Розу Мира. Или что-то похожее. Какая разница? Лишь бы добрые дела не извращались психолого-мировоззренческой агрессией. Отец Мелитон посетовал на неприспособленность к жизни его подопечных мам. - В обычной школе ученики тоже не очень-то приспосабливаются к жизни. Не учат, - заметила Елена. Я ответил: - Учителя и сами не умеют. Да и как приспосабливаться, при их-то нищенской зарплате... Вздохнули. Я сказал, что мне теперь трудновато будет доказывать, что я не верблюд. Наснимали меня прикладывающимся лбом к иконам да крестам, ставящим свечки... Надеюсь, однако, что люди будут интересоваться и моими собственными интерпретациями этих действий. А интерпретации простые: свечка за здравие - это страх остаться одному, без близких, прежде всего без Олега; а свечка за упокой, как поётся в песне «Тишина» - «горькая моя вина». Только - себя успокоить, уменьшить чувство беспомощности перед жизнью. Обрести хотя бы иллюзию психологической защищённости. С такими, как отец мелитон, чувствуешь себя защищённее, чем если не довелось таких встретить. Перед выездом в Геленджик в компании отца Мелитона я отправил интервью под заголовком «Мы лишние». Вот на фоне этого интервью и воспринималась мною эта поездка. Я попал в компанию, в которой можно чувствовать себя менее лишним. В которой нашли себе место Алексей Писеев, отказник Андрей Коржов (Писеев сказал, что от Коржова собственная мать отказалась). Без отца Мелитона их судьба была бы ещё беспросэетнее. Спасибо ему за них. Вернувшись на подворье, мы в великой спешке поужинали и собрали вещи. Я был весь мокрый от пота, и остался в шортах, футболке и тапочках, рассчитывая где-нибудь в пути переодеться. Расчёты мои не оправдались, так - через сутки - и вручили меня Олегу. Под нудным осенним дождиком. Но довезли до самого дома, так что неважно, как я был одет... Я в автобусе, когда тронулись, посидел два часа, пережидая серпантинную часть пути, а потом с благодарностью принял предложение отца Мелитона прилечь на задних сиденьях... * * * 5 октября мы ехали, ехали, ехали, изредка останавливаясь только в туалет и поесть. Все, конечно, были измучены. Автобус - не поезд, и если предпринимать столь дальние автобусные поездки, да ещё с участием тяжело больных людей, пожилых и инвалидов, то лучше планировать маршрут так, чтобы перегоны были покороче, с длительными стоянками для отдыха, с ночёвками. Не стоит перенасыщать программу. Лучше дольше добираться до конечной цели, зато не так утомительно. Я сказал отцу Мелитону, что если приму участие в таком мероприятии в следующий раз, то предпочту добраться до конечного пункта и обратно поездом. - А самолёт? - спросил отец Мелитон. - Тот же автобус. - Да, сидеть... Перед завтраком возникла неприятная ситуация - вокруг нас с Алексеем вдруг образовалась пустота. Алексею было плохо, он еле шевелил пальцами, а его лекарства были в сумке, сумка же - неизвестно где, как и мой рюкзак, откуда мне надо было взять утреннюю таблетку от диабета. Когда мы нащупали отца диакона, он ни во что не захотел вникать, буркнул: «Молятся!» - и исчез. Я выждал некоторое время, - по моим представлениям достаточное, чтобы все сто раз отмолились, - и стал звать - хоть кого-нибудь. Разозлившись, я решил применить приём ниже пояса: - Эй вы, христиане! Или вашей великой любви не хватает даже на то, чтобы выслушать?! Подействовало - отец диакон тут же воплотился: - Говори, говори!.. - Алексею плохо, его лекарства в сумке, мне тоже нужно принять таблетку от диабета, они в рюкзаке. - Где рюкзак? - Не знаю. Вероятно, знает Андрей Коржов. Рюкзак нашёлся, я принял таблетку и успокоился. Но отец диакон жаждал реванша. - О Вас сказали, что Вы жадный. - В какой ситуации? - Не знаю. - Кто сказал? - Не скажу. - Пытаешься отомстить за то, что заставил выслушать? - Мой совет: надо каяться! - Ну и кайся на здоровье. Кто тебе мешает? А я в твоих советах не нуждаюсь. Дело принимало совершенно анекдотический оборот. Как-то в больнице меня повеселили шуткой, что у петуха только две извилины: одна петь, другая - куреть. В русской же сатирической классике у попа извилин и того меньше - всего одна: «Покайтеся, братия!» Вот уж не думал, что придётся наблюдать это в жизни - на примере нашего отца диакона! И нашёл же, к кому с этим лезть! Ничего не имею против идеи покаяния, высоко ценю такое качество личности, как самокритичность, но - не до абсурда. После завтрака ко мне подсел Андрей-Голос. Вернул карту памяти. Её всё же скопировали на нетбук. Однако Пронто её по-прежнему не видел. Вставили другую карту - то же самое. Позвонили Сергею Флейтину. Он дал номер телефона ремонтной службы. Я расстроился: вот не было проблемы... Искать, с кем её решать... Дома, несмотря на усталость, я первым делом скопировал карту памяти на жёсткий диск стационарного компьютера. Олег расспрашивал об этой проблеме - и отказывался понимать, зачем мне понадобилось ради чьего бы то ни было праздного любопытства вытаскивать карту памяти из Пронто. - Не понимаю... Нет слов... - огорчённо твердил он, выслушивая мои сбивчивые объяснения. Ну ещё бы: он в понедельник 8 октября уезжает в Германию, а тут... Я попробовал добраться до карты как до флэшки - через кардридер, подключённый к USB-порту. В результате Пронто вообще завис. Ничего не оставалось, как сделать то, на что я не решался во время поездки - выключить Пронто полностью. При попытке же включить появлялась какая-то иностранщина, ничего по-русски, потому и боюсь выключать. Но если уж приходится, каким-то мистическим образом русский интерфейс всё же запускается. Запустился он и на этот раз. И - о счастье - всё заработало, карта памяти стала доступна на своём законном месте, не через кардридер. Никого не надо просить звонить и ехать в ремонтную службу. Проблема исчезла. Это произошло уже дома, в ночь с пятого на шестое октября. Ну, уж теперь-то я карту не буду вытаскивать ни при каких обстоятельствах, все изменения вносить в компьютерную копию через флэшку. 30 сентября - 9 октября 2012