Суворов Александр Васильевич

доктор психологических наук,
действительный член Международной академии информатизации при ООН



Электронная почта:
asuvorov@yandex.ru


Присоединяйтесь к сообществу Александра Суворова в Facebook


Александр Суворов в Живом Журнале

       

Ещё подробности об АИ

Дорогой Рыжик!

У Мещерякова был сын от первого брака, сын и дочь — от второго. Я немного дружил с дочерью, Еленой, она хорошо умела говорить дактильно, и, как ты помнишь, очень подружился с её сыном, родным внуком АИ, Гришей, в 1991. Грише было тогда двенадцать лет, исполнилось 12 июня, в лагере «Сорлнышко», помнишь, мы его поздравляли... Застолье устроили... В тот самый день Ельцин стал президентом РСФСР...

Второй сын Мещерякова, родной, а не сводный брат Елены, на момент смерти АИ учился в медицинском институте, и покончил с собой где-то в ноябре 1974, меньше чем через месяц после смерти отца. В чём там было дело, не знаю. АИ был очень нежным человеком, это чувствуется и по его книге. Но он был, предполагаю, целиком поглощён работой, а на семью его не хватало, как не хватало и Апраушева, который только что не ночевал в детдоме, приходил к семи утра, уходщил в девять вечера, а то и позже — 14-15-часовой рабочий день! Семья могла ревновать Мещерякова к нам, слепоглухим, могли быть конфликты... Евгению Александровну, вторую жену, помню довольно жёсткой, обидчивой, знающей только свои мнения, не склонной их пересматривать, выслушивать какие-либо доводы, вникать в эти доводы. Нечто подобное проявлялось и в дочери, Елене. Если Елене кто не нравился, то она не терпела, чтобы кто-то рядом с ней относился к этому человеку иначе. Мне пришшлось, мимолётно, к счастью, ээто на себе почувствовать.

Журналисты замалчивали роль Мещерякова в судьбе четвёрки, приписывали его заслуги Ильенкову, Евгению Александровну это раздражало, конечно, она звонила моей маме, требовала, чтобы я что-то сделал, а что я мог? ЕА даже настаивала на том, что Мещеряков познакомил меня с Ильенковым в Москве, когда началась подготовка четвёрки к университету, а не в детдоме, в последнюю пятницу мая 1968, как я помню совершенно отчётливо. Я только защитил кандидатскую диссертацию, у мамы параллельно — инсульт, и журналисты не считали нужным согласовывать со мной свою отсебятину. Я ещё не был так авторитетен, как сепйчас. ЕА разобиделась на мою беспомощность, принятую ею за равнодушие, и, к большому моему сожалению, наши контакты оборвались... До журналистов не дотянулась, так меня вместо них наказала. Гришу я последний раз мельком видел на своей защите докторской диссертации, очень хотелось продолжить общение, но... не сбылось.

В сентябре или октябре 1977 в общежитие Академии педагогических наук СССР на метро Каховская, где мы с Наташей Корнеевой тогда жили в ожидании квартиры, Эвальд Васильевич пришёл со старшим сыном Мещерякова. Эвальд Васильевич всё повторял, что сын — вылитая копия отца, его даже затрясло от этого сходства, не сдержался, заплакал.

На похоронах, начиная с мещеряковских, я всегда был рядом с Эвальдом Васильевичем, опекал его как бы, морально поддерживал своим присутствием. На похоронах Алексея Николаевича Леонтьева — точно, на чьих ещё — не припомню, но были ещё чьи-то.

Александр Иванович жил в трехкомнатной квартире, на втором этаже. Самая дальняя комната была его кабинетом. Широчённый диван-кровать, поперёк которого мы иногда лежали и болтали, а напротив во всю стену — книжные полки с его архивом, в том числе брайлевские тексты воспитанников детдома и экспериментальной группы. У окна письменный стол... На том диване я рассказывал ему о своих детских обидах, в школе слепых особенно, а он сказал, что живёт именно для того, чтобы таких обид не было, не было детского изгойства...

Иногда, нас приводили к нему в гости, а ему надо было ещё поработать. Он запирался в своём кабинете, я сидел в соседней комнате, и нетерпеливо ждал, когда он выйдет.

А на экскурсии в 1972 году, может быть, как раз из-за того, куда идти — к Некрасову или Достоевскому, он как-то иронически спросил:
— Обижают?
Я смущённо улыбнулся.
Я ведь сам был, что называется, тот ещё фрукт, борец за правуду, неуживчивый, скандальный. Когда мы всей четвёркой впервые ехали в санаторий в Геленджике, в «Солнечный Берег», в июле 1974, АИ написал нам письмо, из которого я запомнил обращённые ко мне слова: «Саша, не бунтуй!» И только став Детской Вешалкой, я начал это всё в себе медленно преодолевать. И сынок в Ханты-Мансийске спросил, почему он малыш, я ответил — потому что дразнится, а он заявил, что меня грех не дразнить, а я в ответ почувствовал только прилив нежности. Мне бы его на ручки, как АИ меня перед смертью сграбастал, да силёнки давно не те, 27 лет парню...

Что касается сравнительного возраста четвёрки, то — да, Лернер Юрий Михайлович был самым старшим, он родился, не помню точно, либо тридцатого, либо тридцать первого мая 1946. Следующий — Сироткин Сергей Алексеевич, 9 февраля 1949. Наталья Николаевна Корнеева, по мужу Крылатова, родилась 16 декабря 1949, день в день с Мещеряковым, только тот в 1923 году. Ну и я — 3 июня 1953. На четыре с лишним года моложе Сироткина, на три с половиной — Корнеевой, почти ровно на семь лет моложе Лернера.

Ответ тебе рассылаю по большой рассылке, секретов тут не вижу, а любые связанные с памятью Мещерякова подробности мне представляются драгоценными, интересными и важными для всех.

Твой Ёжик.
31 октября 2014.




© А.В.Суворов