Здравствуйте, Лариса! «Надеюсь, проблемы с компьютером у Вас разрешились». Более/менее... После того, как 10 ноября сгорел блок питания, программы, похоже, заново знакомятся между собой. Брайлевский дисплей зависает, приходится перезагружаться, ну и мелкие неудобства... Кроме компьютерных проблем, у меня планово-отчётный аврал, прошёл спецкурс. Поэтому я не мог сразу добраться до интервью. «Александр Васильевич, какие воспоминания у Вас остались о детстве?» Вопрос объёмный. Да и что значит - какие? Хорошие или плохие? Отчётливые или смутные? В смысле того, как складывались отношения с окружающими людьми, я считаю своё детство сложным. Ибо отношения складывались далеко не безоблачно. А этим, наверное, в первую очередь и определяется то, какие воспоминания о детстве остаются. Чем гармоничнее отношения с окружающими людьми, тем безоблачней взрослая память о детстве. Я не ладил с ровесниками. Отношения с ними носили отчуждённый, а то и остро конфликтный характер. Я компенсировал это одиночной игрой-фантазированием, запойным чтением и задушевной дружбой со взрослыми - в первую очередь с мамой, а также некоторыми учителями. Воспоминания о яслях смутные, однако помню, что уходил я оттуда в детский сад со скандалом. Мама вела меня в ясли, а я туда почему-то не хотел. Даже отказался зайти на территорию яслей, остался за забором, хотя утро было довольно прохладным. Мама пробовала смягчить мою непримиримую позицию, обещая, что не оставит меня в яслях, только поговорит с заведующей и отведёт меня в детский сад. Но я не понимал тогда, что в мире взрослых всё надо оформлять, и в детский сад без бумаг из яслей не перейдёшь. Детсад находился рядом с яслями, за соседним забором. Там отношения с ровесниками сложились, в общем, нейтрально. Я предпочитал играть - фантазировать - один; за моей игрой наблюдали издали, не вмешиваясь. В школе слепых эти мои одиночные игры вызывали раздражение. Ненормальный, мол, потому что сам с собой разговаривает (я фантазировал вслух). За мной шпионили, иногда били, чтобы отучить от "говорения с самим собой". После опыта школы слепых в Загорском детдоме чуждался ребят. Тянулся в основном к взрослым. Но нет худа без добра: зато стал «книгоголиком». Из детства вынес кучу неврозов, которые затем смягчались в течение всей остальной жизни. • «Ребенку сложно быть не таким, как все?» Ну, иногда хотелось играть с другими в «Классики», ещё во что-то, требующее нормального зрения. В итоге и ушёл в одиночную игру. Но особо по поводу своей инвалидности до шестнадцати лет не переживал. Сложности в отношениях с ровесниками с инвалидностью не связывал. Быть, «как все», не стремился. Удовлетворялся тем, что есть. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, была попытка узнать, не может ли современная медицина вылечить мои глаза. Сорвали с летних каникул, возили на консультацию в институт имени Гельмгольца. Подтвердили неизлечимость. Я вроде был к этому готов, но в глубине души на что-то надеялся... Крах этих надежд пережил тяжело, и вообще именно с этого момента начал переживать свою инвалидность, остро реагируя на недоступность огромной части культуры. Вообще на всё, чего лишён из-за инвалидности. Понимание, что исходить нужно из того, что есть, а не того, чего нет, пришло недавно, в последние лет пять-шесть... А так много было моментов отчаяния. Но эти моменты можно объяснить и острым жизнелюбием. Тогда, получается, жизнелюбия поубавилось, прибавилось пофжфзма, - так что ещё вопрос, такой ли уж это прогресс - установка на то, что есть, а не то, чего лишён. • «Почему Вам сегодня интереснее общаться с детьми, нежели со взрослыми?» Вообще это глупое обобщение, хотя я сам виноват, много давал поводов для такого вывода. На самом деле взрослые разные, с кем-то хорошо, с кем-то не очень. Просто к взрослым «тянет» избирательно, а к детям - ко всем подряд, хотя на самом деле с детьми общаться труднее, сложнее, чем со взрослыми. В подавляющем большинстве случаев трудно найти, «о чём дружить». Но очень хочется это найти - с каждым ребёнком. А если с кем-то из взрослых не нашлось, о чём дружить, то и не надо, обойдусь, хватает и тех, с кем нашлось. Тут не без фрейдизма: в общении с детьми преодолеваются неврозы, вынесенные из собственного детства. Через чужое детство пытаешься примириться со своим, преодолеть своё. Со взрослыми - ничего подобного. Их принимаешь как есть: с кем-то интересно, с кем-то скучно, с кем-то тягостно, - ну, в конце концов, нормально, такова жизнь, со всеми одинаково не бывает. А ребёнку хочется добавить капельку тепла - в компенсацию, возможно, того изгойства, что выпало на его долю, как в своё время выпало на мою. Получается, что когда речь идёт о взрослых - я не солнце, всех не обогрею; а вот с детьми хочется быть именно солнцем, чтобы моего тепла хватило всем. Так я пытаюсь преодолеть в себе опыт собственного детского изгойства - уменьшая возможное, предположительное чужое. • «Чему в первую очередь нужно научиться ребенку с проблемами развития?» Проблемы-то разные, индивидуальные, у каждого свои. Вот, может быть, именно этому - даже не пониманию, а ощущению того, что у каждого свои проблемы, - и надо научить. То есть принятию каждого со всеми его проблемами такого, как есть. Не приятию, а именно принятию. Приятие - тех, кто приятен, а принятие - и тех, кто не так уж приятен, но уж какой есть, попробуем хотя бы держать безопасную дистанцию. Учить принятию - значит учить констатировать реальность, а не навязывать ей любой ценой свои оценки/расценки. Учить принятию - тем самым значит учить умению защищаться от реальности, констатируя её. Подавляющее большинство не констатирует реальность, а воображает её. Вот как можно более чётко отличать своё воображение от того, что есть на самом деле, и надо учить в первую очередь. Всех детей с проблемами развития. А других не бывает. Не бывает развития так-таки совсем без никаких проблем. • «Чему научиться сложнее всего?» Вот этому, о чём только что сказано. Принятию. Констатированию реальности - в отличие от своего безудержного мифотворчества, вздоротворчества, бредотворчества по её поводу. • «Как не замкнуться в себе?» Не воображать себя самым несчастным. Быть готовым к тому, что кому-то ещё труднее. И кто-то ещё больше, чем я, достоин сочувствия. • «Сейчас много говорят об инклюзивном образовании, как Вы к нему относитесь?» Энтузиасты инклюзивного образования спутали две совершенно разные задачи: собственно образовательную - научить, и социальную - интегрировать инвалидов в общество.В итоге мы рискуем не решить ни одной. Образование должно быть прежде всего эффективным в смысле овладения культурой. Всё остальное от лукавого. Надо научить любить книгу, надо ознакомить с историей, географией, биологией, ну и так далее. По-человечески для ученика в классе должен существовать только учитель и тот предмет, по поводу которого они общаются, а всё остальное, все остальн8е - во внеучебное время. Я за то, чтобы у всех у нас был общий дом, чтобы мы жили вместе, а учились - эффективно. Взаимопониманию мы можем и должны учиться не на уроках, а вне класса, во внеучебное время, в семьях, клубах... Поэтому я противопоставляю инклюзивному образованию совместную педагогику как форму личностной инклюзии. Нам нужно учиться вместе жить, но почему же именно в классе, во что бы то ни стало в классе? Не надо путать Божий дар с яичницей. Да и страшно. Если я в условиях спецшколы для слепых был изгоем, то не подавно ли мы рискуем изгойством в массовой школе? И сколько можно издеваться над учителем, мешая ему решать его прямые, собственно учебные, задачи? • «Нужно ли развивать это направление, если нужно, то на что обратить внимание?» Я уже лет двадцать, с начала девяностых годов, настаиваю, что у родителей должен быть реальный выбор образовательных форм, наиболее подходящих их детям. Эффективных, и в то же время посильных, щадящих. Кто может - пусть учится инклюзивно, другие - в спецшколах, третьим вообще предпочтителен экстернат. Должны быть реальные возможности учиться так или этак, последнее слово - за родителями. Десятилетний мальчик с ДЦП средней тяжести учится инклюзивно не потому, что это лучший для него вариант, а потому, что нет выбора. Есть какая-то школа восьмого вида, но там, по мнению мамы, вообще ничему не учат. В обычной школе учиться трудно, но альтернативы нет. Вот я категорически против этой безальтернативности. На самом деле как ни учиться - лишь бы научиться, хорош любой путь, ведущий к цели - получить образование, - лишь бы этот путь вёл к цели и не гробил последнее здоровье ни учеников, ни учителей. • «С какого возраста вы стали заниматься творчеством - писать стихи?» Творчеством - не поэтическим, а игрой-фантазированием, сочинением «Большой сказки», - я занимался с тех пор, как вообще себя помню. Едва ли не с преддошкольного детства. Стихи первый раз попробовал писать в восемь - девять лет. Бросил, убедившись, что это вовсе не такое простое дело, как казалось по стихам в «Родной речи» (читаешь, например, Пушкина, и такое чувство, что иначе не скажешь). Снова попробовал ближе к четырнадцати годам, готовый учиться, и уже не прекращал. Сейчас, правда, почти не пишу. Кажется, излился досуха. Впрочем, кто знает... Последние годы больше преобладает устало-пофигистский настрой, никак не лирический. Не до стихов кляче, из последних сил понуро тянущей лямку. Но зарекаться не приходится, всплеск эмоций, преимущественно, увы, отрицательных, всегда возможен. Я из тех свиней, которым, когда их режут, легче визжать в рифму. Мой давний друг и учитель, академик Борис Михайлович Бим-Бад, любит кого-то цитировать: «Когда нам по-настоящему плохо, / Мы хорошие пишем стихи». • «Что или кто помог Вам раскрыть творческие способности?» «Способности» - от слова «способ». Способами овладевают. Способности - формируются. Творчеству нельзя научить, но можно и нужно учиться всю жизнь. Потому что творчество - не навык, а способ существования, образ жизни личности. Ну, прежде всего, наверное, способствовали обстоятельства. Нет худа без добра, как и добра без худа. Не мог участвовать в играх других детей - и начал в одиночку сочинять «Большую сказку». А к стихам подтолкнула тоска по музыке: не слыша музыку, хотел творить «музыку слов». Тут очень поддержал директор Загорского детдома, Альвин Валентинович Апраушев. Помог овладеть специальными знаниями по теории стихосложения. А дальше - читал, пробовал, главное - проживал в творчестве жизненные ситуации... • «Согласны ли Вы с утверждением, что каждый ребенок талантлив? Как раскрыть этот талант?» Каждый ребёнок может стать талантливым - иными словами, стать мастером своего, того или иного, дела. Соответственно, каждый ребёоок может сформировать свой талант - может овладеть своим делом на уровне мастерства. Для этого нужна прежде всего увлечённость - вплоть до одержимости. Надо поддерживать увлечения, через специальные зоания раскрывать перспекживы творчества. Не захваливать чрезмерно, формируя иллюзию, будто любая халтура сойдёт, но и не внушать, что всё равно ничего путного не выйдет, как ни бейся. • «Всегда ли Вам удается найти общий язык с детьми?» Нет, не всегда. Да и что такое этот «общий язык»? Содержание общения, «о чём дружить»? Трудно, когда не видишь и не слышишь ребёнка, не можешь наблюдать за ним и включаться в то, чем он занят. А собственная инициатива иссякает, выдыхается в пустоте. Мучительно трудно. Но я с самого начала заметил, что не могу на детей сердиться. Огорчаться - сколько угодно, а сердиться, раздражаться - нет. Настрой на ребёнка всегда положительный. И если что-то не получается - это у меня не получается, я виноват, я где-то ошибся. Это передо мной, не перед ребёнком, стоит задача - как-то наладить наше общение. И если что не так - в ответе я. • «Как появилась «детская вешалка», что дает Вам и детям такая форма общения?» Это меня звали в гости, заранее расписали весь мой день: когда подъём, когда завтрак/обед/ужин, а когда - «работа детской вешалкой». А я страдал по поводу неопределённости своего места в детской жизни: не родитель, не учитель, не вожатый... Оказывается - «€етская Вешалка». Сами дети определили. Ну, и чего же лучше. Пусть висят на здоровье. Что это даёт? пожалуй, взаимную защищённость. Душевный комфорт. Уют. И в итоге - совместный личностный рост. Хоть недолго, но мы вместе, и нам хорошо. Хотя бы мгновение, да наше. • «Какие ошибки, на Ваш взгляд, допускают взрослые в воспитании детей?» Спешка. Ребёнок не успевает за вами, а вы злитесь на его «бестолковость». Надо приноравливаться к индивидуальным темпам детского реагирования. Это особо подчёркивал в своей книге «Слепоглухонемые дети» мой учитель, доктор психологических наук Александр Иванович Мещеряков. Обратная ошибка - бесконечная унылая жвачка, топтание на месте. Надо уметь идти дальше, не задерживаясь ни на чём до тошноты, до полной бесперспективности. Это тоже не уставал подчёркивать Александр Иванович. А уж о родительской склонности повторять себя в своих детях читать и слушать надоело. Нечего корчить из себя Господа Бога, пытаясь предначертать судьбу ребёнка. Позвольте ребёнку быть самим собой. И жить уже сейчас, а не бесконечно готовиться жить. Об этом много у Януша Корчака. • «Какова главная идея Вашей программы образования и воспитания детей-инвалидов?» Взаимная человечность. Меня любят, а я не должен быть ослом, на которого смешно обижаться, когда он сдуру лягается, - знай уворачивайся... Правда, быть человеком, а не ослом, очень трудно, тем более, когда тебя ещё подчас и любят по-ослиному. Ну что ж, прости ближним их ослообразность - и всё же как можно меньше сам будь ослообразным. Чья бы корова мычала - моя бы молчала. • «Какие сложности возникают при ее реализации?» Да вот, как раз, взаимная ослообразность. Вместо взаимной человечности. Главное, очень трудно понять самому и втолковать другим, что человеком нельзя ни родиться, ни стать раз и навсегда, и с этого момента больше не беспокоиться о том, чтобы по возможности проявлять себя именно по-человечески, человечно. На самом деле каждый текущий миг я - человек постольку, поскольку сумел проявить себя человеком, а не животным, роботом и ещё кем-то или чем-то. Каждый текущий миг я перед выбором - поступить по-человечески или как-то иначе. И если я выбрал человечный образ действий - я в данный миг состоялся как человек, а в следующий миг могу и не состояться, поступив не по-людски. Своё право на звание и название человека надо постоянно подтверждать. • «Что нужно сделать, чтобы жизнь инвалидов улучшилась, стала более комфортной?» Для этого обществу надо преодолеть установку на инвалидный «героизм». Здоровым не надо быть героями, чтобы получить высшее образование. Тем более не надо быть героями инвалидам, гробя последнее здоровье, а надо создать условия для нормальной, без чрезмерного надрыва, учёбы. то же самое относится к жизни вообще. Не выживать, а жить среди здоровых в условиях, максимально приспособленных к возможностям всех. Общество должно преоделевать своё бездушие, - а не инвалиды «геройствовать», пытаясь полноценно жить вопреки этому бездушию. Навязшее в зубах словечко «преодоление» оказывается весьма двусмысленным... • «Как сделать наше общество более толерантным?» Поменьше болтать о толерантности - и побольше на деле, во взаимоотношениях, проявлять её в повседневной жизни. 20 - 22 ноября 2011