ВТОРОЙ ГОД ОБУЧЕНИЯ
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
НАУЧНОГО РУКОВОДИТЕЛЯ ШВЧ
А.В.Суворова
Олег Гуров
ПОХОД НА СЕМИГЛАВУЮ
Каждое лето клуб ЮНЕСКО <Тропа - Солнечная сторона>
проводит в горах Туапсинского района Краснодарского края
экспедиции по прокладке троп для туристов и спасателей.
Руководит этими экспедициями президбент клуба Юрий
Михайлович Устинов. Для участия в экспедициях приезжают
ребята из многих других городов России.
Каждая экспедиция завершается призовым походом -многодневной прогулкой по горам. Поход называется призовым
потому, что представляет собой как бы приз за хорошо
сделанную работу - за готовую тропу. В августе 2003 года
поход был на гору Семиглавую.
Семиглавой она была названа в народе за семь вершин,
одна из которых имеет высоту 1425 метров над уровнем моря.
На картах же её название - гора Лысая, несмотря на то, что
только в Туапсинском районе Краснодарского края так
называются ещё три горы.
Эта вершина очень привлекательна - и если глядишь на
неё со стороны, и когда находишься на её склонах. Это самая
высокая точка Главного Кавказского хребта (ГКХ) в
Туапсинском районе, и с неё открывается обширный вид с
близлежащими вершинами. На самой вершине господствуют
альпийские луга, к северу и к югу спускаясь примерно на
километр от самой высокой точки горы.
Чего тут только не растёт, но самое главное (и вкусное)
- это, конечно, черника кавказская, у которой кусты иногда
достигают в высоту до четырёх метров. Ягоды этого растения
очень вкусны и полезны. В обилии растёт как на самой вершине
и альпийских лугах, так и в предвершинном лесу. В невысокой
траве близ вершины можно найти чабрец. Из этой удивительно
душистой травы можно приготовить очень вкусный напиток. Я
пробовал только чабрец <по-белому>, в горных условиях, где
заменяют молоко сгущёнкой. Получается очень вкусный и
питательный напиток, который быстро утоляет жажду, а иногда
и голод.
Сама гора представляет собой длинный участок ГКХ. Гора
составлена из нескольких слитых в единый массив вершин
(отсюда и название). Поэтому учёные предполагают
вулканическое образование горы, что доказывает и
геологический анализ камней с вершины. Наивысшая точка
массива (1453 м.) находится в Лазаревском районе. В ясную
погоду с горы Семиглавой можно увидеть Чёрное море, город
Туапсе и многие посёлки района. Вдалеке на востоке можно
различить высокогорное плато Лаго-Наки. На плато видны
скалистые склоны горы Фишт.
В общем, с Семиглавой открывается очень живописный,
красочный пейзаж. Но тот, кто на этой горе побывал,
почему-то старается возвратиться на неё не только ради
живописных видов. Что-то другое заставляет его возвращаться
ещё и ещё. Нас привлекает эта вершина и тем, что она вполне
легка на подъёме по её склонам, но и достаточно сложна,
чтобы принимать во внимание все хитрости погоды этого
района. Может, она <тянет> к себе ещё и некоторой
романтикой, чувством полной отдачи сил для восхождения?
Наверно, не мне решать, - для кого как...
После экспедиции мы решили немного отдохнуть, и каждый,
кто был в палаточных лагерях, работая на прокладке тропы,
смог искупаться в море, приятно освежиться. Во время всего
этого дела, мы с ребятами заодно увозили с тропы все
ненужные в походе вещи. Их было немало, и увозили мы их
вплоть до последнего дня перед выходом непосредственно к
подножию Семиглавой. Рюкзаки были набиты до отказа, хотя мы
начинали вывозить вещи ещё до окончания самой экспедиции.
Грузу было мало, в основном, как выражаются иногда опытные
туристы, был объём, то есть это была одежда, спальные мешки,
коврики, лишние палатки...
Для нормального толкового похода не нужно много одежды.
Нужно только то, что сможет защитить от внезапного холода. В
частности на горе Семиглавой даже летом бывают заморозки, да
и вообще на высоте в принципе холоднее, чем внизу, на
<равнине>, как шутили мы, находясь на подходах к вершине.
Может случиться даже кратковременный снег, сильный струйный
дождь, какие на Кавказе не редкость, или пронизывающий всё
на свете сильный ветер. Всё остальное - это бивуак, то есть
вещи, которые нужны для постановки лагеря, готового к любым
погодным прихотям.
Как всегда, когда идёт речь о быстрой подготовке к
чему-то, возникало множество проблем, казалось бы
неразрешимых. Но это только казалось, и потихоньку мы пришли
к тому, что были все готовы для выступления с нашей уже
доделанной нитки тропы.
Иногда мы, правда, в предыдущих экспедициях, сразу
после доделки тропы, уезжали в город, и там готовились к
походу, или, если оставалось мало времени, коротали его
купанием в море, или принимали ванну в квартире. Но на моей
памяти мы только один раз не успели сходить в
послеэкспедиционный поход. Это было в 2001 году, когда мы
просто не успевали даже нормально отдохнуть в городе, перед
отъездом основной массы участников экспедиции. Но в этот раз
мы решили не ездить в город, так как это стоило больших
денежных затрат, и просто получилась бы протяжка по времени.
Да, мы спешили, так как могли начаться плохие погодные
условия, и тогда бы у нас ничего из наших задумок не вышло.
К счастью, всё складывалось как нельзя лучше.
После экспедиции мы начали заниматься разборкой вещей
на нашем самом первом, а значит нижнем лагере, поставленном
в начале уже сделанной тропы. Мы хотели спуститься ещё ниже,
чтобы укоротить расстояние между местом сортировки вещей и
остановкой автобуса и платформой электрички, но это не
получилось, уже не помню почему.
На нашей сортировочной стоянке мы также старались
залечить все ранки, царапинки и так далее, полученные во
время небрежных работ на тропе.
В поход группе нужно было отправляться полностью
здоровыми и целыми, иначе никто не знает, чем может
обернуться в высокогорных условиях та или иная хворь.
Конечно, старались не получать новые недуги, за чем мы
внимательно следили, как за собой, так и за окружающими.
Как мы ни старались убавить количество снаряжения для
группы, - у нас всё равно в итоге выходило очень много, и
когда мы на утро снятия лагеря и выхода в поход начали
упаковывать свои рюкзаки, оказалось, что снаряжения больше,
чем группа смогла бы унести. Мы наспех собрали пару
рюкзаков, в которых больше всего было не объёма, а груза.
Но, тем не менее, это всё нужно было немедля выносить на
себе к остановке, и каким-то манёвром вывозить в город. Это
было нелёгкой задачкой.
К тому же у нас внезапно, прямо утром, когда мы
снимались с лагеря, заболел один мальчик. Заболел он так
неожиданно, что мы на недолгое время потеряли всякую
ориентацию в событиях. Пока упаковывались рюкзаки, у нас
было ещё время подумать над происходящим. Юрий Михайлович,
который очень хорошо и толково умеет рулить в таких
скоротечных ситуациях, сразу же сообщил нам вариант
следующих действий.
Так как нас было очень много человек, а ребята были
всё-таки очень необучены как в хождении строем, так и в
общем плане этики, решили, что мы не будем идти общим
строем, а разделимся на группы. Мне предстояло вести часть
группы, которая представляла собой прекрасную половину
человечества. В том числе среди нас был и больной. Так как
среди моей группы была так же и одна из руководительниц
Саратовской команды (её зовут Елена Александровна), то мы
решили, что первую же встречную проезжающую машину мы
постараемся <тормознуть> и усадить туда больного и меня.
Рюкзак мой решили оставить, и потом Елена Александровна (мне
было от сердца жаль её) донесла мой рюкзак до остановки.
Мы с мальчиком благополучно добрались до остановки на
машине, и благородный водитель не спросил с нас никакой
платы, что у нас в районе ещё не редкость.
Потом один за другим начали подходить к другой,
противоположной, остановке челноки. Перед тем как увидеть
подъезжающий автобус, я успел сбегать к этим появляющимся
рюкзакам. И когда я понял, что их на самом деле очень и
очень много, то подумал, что мне становится страшно за
автобус, на котором поедут и ребята и рюкзаки в
противоположном городу направлении, тем более что тогда ещё
не все рюкзаки принесли.
До знойного города мы доехали благополучно, и я всё
сделал, что следовало с больным. Так же собрал и купил
некоторые забытые в аптеку и походное снаряжение вещи. По
пути к автобусной станции, я встретил Елену Александровну,
которая сопровождала ещё одного мальчика. Я сначала не
понял, что это значит, но потом мне всё объяснили. Мальчик
после ходьбы с очень тяжёлым рюкзаком переутомился и
чувствовал себя плохо. После короткого обмена информацией мы
расстались.
Как было договорено, я должен был подъехать на
остановку в селе Цыпка, и должен был там выйти. Но когда я
вышел на неё, там никого не оказалось, на этот случай мне
оставалось ждать следующего автобуса, идущего в село
Анастасиевское. Это село самое ближнее от подножия горы
Семиглавой, куда мы нацелили свой взор.
Стояла довольно жаркая, душная погода. Всё небо
заволокло сизой, монотонной дымкой, что, по словам Алексея
Ивановича (это помощник Юрия Михайловича), сулило близкую
непогоду. Но так как Алексей Иванович выучился на синоптика
и умел угадывать будущую погоду по облакам, направлению
ветра и луне и солонцу, то мы часто относимся к его
прогнозам с юмором и лёгкой улыбкой. Часто, очень часто, его
прогнозы расходились в прямой противоположности с настоящим.
Так получилось и в этот раз. Дождя мы не встретили вплоть до
спуска с вершины.
Я постарался занять положение как можно выгоднее, чтобы
не печься под туманными, но не утратившими свою силу лучами
солнца, и так, чтобы в любой момент можно было увидеть
подходящий автобус.
Когда я его, наконец, дождался, как я и предполагал, в
нём уже ехала Елена Александровна. Я сел в автобус, и мы
благополучно добрались до конечной остановки.
Несмотря на все мои ожидания, стоянка ставившегося
лагеря находилась недалеко от остановки. Буквально в пяти -
семи минутах ходьбы налегке. Это потому, что ребята за день
уже достаточно устали, и пренебрегать этим никому не
хотелось, тем более что времени на постановку лагеря
оставалось в обрез.
Лагерь мы поставили удачно. Дёрн для окопок палаток
выкапывали умело, как закоренелые туристы. И вроде всё шло
своим чередом, внештатных ситуаций не возникало. Но подошёл
черёд решать, кто поедет в город с двумя - тремя ребятами,
чтобы отвезти лишний груз (мы отобрали ещё лишнего груза и
объёма, чтобы ещё больше облегчить груз группы, потому, что,
у нас было убавление в составе команды), и заодно взять
оттуда мальчика, которого отвозил в город я, так как он уже
немного пришёл в себя. Решили, что поедет Алексей Иванович,
с двумя ребятами, на последнем автобусе, который уезжал
примерно в семь с чем-то часов. До отправки автобуса
оставалось время, и мы с Алексеем вместе обговаривали, что
мне нужно будет сделать, чтобы безопасно переночевать. А о
безопасности подумать стоило. Недалеко, буквально за
поворотом дороги, находилось большое село, в котором видели,
как мы проходили с грузом. И конечно, все там понимали, что
уйти мы далеко не могли, да и мимо нас частенько проходили
люди. Кто с корзинами, кто с рюкзаками, а кто даже с детской
коляской, и младенцем в ней... Короче, место было людное, и
хорошо известное жителям. Мы постарались как можно больше
положить в палатки. Я той ночью спал буквально на продуктах,
а под левой рукой всю ночь, даже во сне, держал наготове
аварийный фонарь. Не для аварийных ситуаций, а чтобы, если
что, вовремя пугнуть непрошенных посетителей, которыми могли
оказаться не только люди, но и животные.
Наутро оказалось, что все и всё на месте.
Утро в тот день выдалось чудесное. Вся поляна была
покрыта мелкой росой, которая при первых лучах солнца
искрилась, и через некоторое время исчезала. На небе не было
ни единого намёка на тучку или туман. Всё было чисто и ярко.
Причём небо не было заволочено сизой дымкой, как накануне
днём, а просто сияло синевой и высоким сводом. Иногда
казалось, что синева настолько темна, что можно различить
слабое мерцание звёзд, и это всё днём.
Когда подошли ребята с остановки, мы уже собирали
па
латки, и вынесли всё содержимое из них на коврики,разостланные неподалёку от места стоянки. Потом мы принялись
сушить палатки от росы.
Наконец, когда все рюкзаки были собраны, и приготовлены
все вещи, которые, возможно, пригодятся в пути, мы немного
присели отдохнуть, готовясь к дальнему, ох какому нелёгкому,
пути.
Когда мы, наконец, выстроились во всю длину (Алексей
Иванович вёл группу, а я был замыкающим), сзади послышался
нарастающий гул. Это ехал - и поднимал целую тучу пыли за
своим кузовом, - огромный грузовик, который был оснащён
специально для перевозки леса. Мы уступили ему дорогу, по
короткому, но понятному знаку Юрия Михайловича. И тогда я
увидел, насколько огромен наш строй. Последний раз я такой
видел ровно шесть лет назад, когда мы шагали поход по плато
Лаго-Наки. В тот незабываемый 1998 год мы первый и последний
(пока что) для меня раз ходили в такой серьёзный поход.
Вскоре, после того как мы перешли реку Пшенахо, которая
берёт начало под склонами горы Семиглавой, Юрий Михайлович
нас покинул, до следующего утра, договорившись встретиться
на хорошо нам известной поляне около урочища Третья рота.
Шли мы долго, и ребята, даже легко нагруженные, сильно
уставали под беспощадными лучами солнца. Мы еле дотягивали
от одного возможного места стоянки до другого. Дорога была
очень пыльная, было и так тяжело дышать, а когда мимо
проезжали машины, то мы, кроме того, что шли по обочине
подальше от столбов пыли, ещё и прикрывали рты руками, чтобы
не дышать целыми столбами пыли. Когда-то давно, в этом месте
реки, была очень приятная, чистая, удобная тропа. Но когда
начали рубить лес под горой и на окружающих её склонах,
невозможно было проехать огромным грузовикам по маленькой
узенькой тропочке. Естественно, проложили дорогу, которую,
кстати, снесло в некоторых местах до основания после путча
91-го года. Потом проложили новую дорогу, а так как леса
вывозили всё больше и больше, то дорога оказалась очень
противной на проходимость пешеходов, и на ней практически
негде укрыться летом от палящих лучей солнца. Конечно, всем
хотелось, чтобы этот ад поскорей кончился.
Мы надышались пылью, и нам ужасно, просто
катастрофически, захотелось пить. Все изнемогали от жажды,
особенно наши самые младшие девочки и мальчики. Но так как
река выше пересекает в нескольких местах дорогу, то всем
было категорически запрещено пить воду из всех водоемов. Тем
более, что некоторые источники выше по долине несут в реку
ядовитые растворы ртути. Да и с давних пор у нас было
принято в группе как можно меньше пить воды, особенно, когда
группа не стоит лагерем, а делает переходы. В таких случаях
человек, напившийся вдоволь даже и чистой воды, мог бы
просто под рюкзаком, как говорят альпинисты и туристы,
<сдохнуть>, то есть потерять ровное дыхание, перестать
контролировать себя и дорогу. Да и вообще, когда человек на
жаре много пьёт, то, конечно, у него повышенное
потовыделение. Человеку хочется как можно больше с себя
снять одежды, а когда снимает одежду (тоже, кстати, нужно
уметь, когда надеть одежду, а когда снять - терморегуляция),
то рюкзак начинает под <смазкой> пота энергичнее двигаться.
Появляются опухоли и потертости не только на спине и других
частях тела, но и на ступнях, на верхних частях ног. Короче,
вода - это друг человека, но обращаться с ней нужно с
разумом и предусмотрительностью, а ещё лучше иметь (в
пищевых целях) дело не с самой водой, а с чаем, компотом,
соком... Это и приятней, и полезней по вкусу и
питательности.
Весь этот район под горой Семиглавой с давних пор
славился своими огромными садами яблок, в том числе и белым
наливом. Тут выращивают много разных сортов яблок, и сады
эти близ посёлка охраняются. Но есть сады и запущенные, где
растут очень вкусные яблоки. Сады эти расположены примерно
на полпути от села к поляне около урочища Третья рота.
Когда мы только начали подходить к этим садам, Алексей
Иванович, который очень хорошо знает эти места, остановил
весь строй. Он сказал, что сейчас мы будем проходить сады,
которые не ограждены (перед этим мы прошли сады
огороженные), но мы не будем останавливаться, чтобы поесть
яблок, а только в конце этих садов, на их краю, сделаем
небольшой привал, чтобы только попробовать их и немного
утолить жажду. Эти слова были сказаны, чтобы сдержать ещё не
очень культурных и образованных ребят, которые у нас были. В
конце поляны, и правда, остановились, и попробовали. Так же
немного набрали (сколько поместилось в карманы у тех, кто
мог добавить себе груза) для компота, но, конечно, в лагере
мы обнаружили несколько меньшее количество тех яблок, а по
пути слышали, как шелестели кусты от отбрасываемых огрызков.
У меня тоже нашлось немного пустующего места для яблок, хотя
рюкзак и был до отказа набит всякой нужной лагерной мелочью,
начиная от точильного камня и заканчивая длинными тряпицами,
брошенными небрежной группой.
Дальше путь был намного легче и для меня, и даже в
чем-то для ребят, хотя желудки у многих были заняты
перевариванием очень вкусных яблок.
Именно после этого перехода мы (взросляк) были
совершенно точно уверены, что на вершину пойдут отнюдь не
все. Это было справедливое и разумное решение, выдвинутое в
наших раздумьях.
Многие ребята, да практически все, после окончания путивынули из своих рюкзаков коврики (когда мы выходили с лагеря
на нитке тропы, мы коврики вставляли внутрь рюкзаков, потому
что в автобусе рюкзаками нужно было занимать как можно
меньше места, а после, уже на переходе, почти все
пристегнули их к своим рюкзакам снаружи) и повалились на
них. Они где-то ещё час не могли никак встать и придти в
себя. К тому же одна из девушек (её звали Ирина), которая
приехала с Саратовцами, не могла идти на большую высоту по
причине не помню уже какой болезни. Честно признаюсь, я тоже
прилег, но всего лишь на пару минут, чтобы наладить свои
отношения с моим позвоночником, и чтобы немного отдышаться.
Переход и мне дался отнюдь не как мух ноздрёй ловить.
Если кто-то из вас когда-нибудь завершал огромнейший строй
на длинном пути по пыльной дороге, то вы меня поймёте. Строй
постоянно движется. Кто-то отстал, потом он же, немного
отдышавшись, на коротком ходу бегом (на самом деле так
делать нельзя, но ребята у нас были в этом смысле
<необразованными>) нагоняет предыдущего, конечно, после
такого манёвра весь строй, который шёл за ним, начинает, в
отличие от него, нагонять быстрым шагом, ровно меняя темп.
И представьте, что такие <скачки> были на всём пути и
постоянно. То замедляешь ход, то ускоряешь вплоть до лёгкой
рысцы. А ещё представьте, что ребята так же не умеют ходить
по прямой линии, то есть шаг в шаг или, по крайней мере,
точно за ведущим. Каждый немного <умеет> отклоняться то
вправо от центра хода ведущего, то влево. Следующий за таким
<шатающимся> начинает идти так же, и он прав, если он идёт
так, но он ещё больше прав, если эти <шатания> игнорирует,
центруясь на вершину рюкзака ведущего. И представьте, если
нет в середине строя такого человека, который замечает такие
<шатания>, представьте, как виляет хвост. В лучшем случае на
метр, а то может и на целую ширину дороги вилять.
Долго лежать не пришлось, потому что день не вечен, а
лагерь ставить надо. Мы потихоньку начали вытягивать народ с
ковриков на разные работы, но, конечно, всё делалось на
добровольной основе. К речке никого не подпускали, потому
что в верховьях реки машины очень часто ездят через реку, да
и вообще мы брали воду совершенно из другого ручья, который
был притоком основного, и тек на другом краю поляны.
Надо сказать, что на этой самой поляне мы стояли не
впервые, и даже однажды нашли колышек от палатки стоянки
2000 года. Сама поляна, конечно, не очень ровная, испаханная
тракторами. Ставили палатки мы на её краю, там было ровнее,
и днём можно было в них ещё некоторое время отдыхать, пока
солнце не выглядывало из-за деревьев.
День заканчивался постановкой лагеря и его
оборудованием. На следующий день с самого утра Юрий
Михайлович вернулся. Так как мы ожидали хорошей погоды, и
заодно готовились к походу части группы, то основную часть
ребят, которые больше всех лежали на ковриках, когда многие
работали, которые больше всех бросали огрызки в кусты на
ходу, которые не очень врубались во всё происходящее в
лагере, мы отправили с Ириной на собирание яблок. Чтобы
несколько дней можно было есть их вдоволь, и готовить из них
компоты. В том числе несколько килограммов мы потом взяли на
восхождение, и они очень хорошо <пошли> как на подъёме в
качестве перекуса, так и на постановке первого лагеря, на
высоте...
Пока шёл сбор яблок, мы готовились к выходу части
группы на восхождение.
Предполагалось, что пойдут две подгруппы. Первая делает
траверс всех семи вершин Семиглавой. (Траверс - это движение
не в лоб по хребту, не горизонтально ему, а наискось вверх.)
Вторая идёт на восхождение только самой первой, самой
близкой вершины, и заодно помогает поднять часть груза на
высоту до первого лагеря первой подгруппы. Но даже во вторую
подгруппу попали не все, кто мог бы сделать восхождение.
Некоторые просто не хотели, а другие даже не осознавали,
зачем и кому это всё нужно. Тем не менее, всем было
предложено пойти во вторую группу, по их возможностям.
Кого-то не допустили вообще до восхождения ни в какой
группе, так как это могло вызвать очень тяжёлые последствия
для штатной ситуации, и впоследствии выйти за её рамки - к
аварийной. В аварийной же ситуации эти люди могли просто
мешать, создавая панику, или напрягать окружающих.
Несмотря на то, что мы были совершенно готовы к выходу
уже на следующий день после сбора яблок, мы всё же не смогли
выйти на восхождение, - была гроза.
Гроза летняя, не серьёзная, и в течение дня к вечеру от
неё и следов не осталось. И всё говорило, что в ближайшие
двое - трое суток погода будет более или менее устойчивая.
Но всё же кто его знает, и мы, конечно, приготовились на все
случаи, даже на самые, казалось бы, невероятные. И вот на
следующее утро, на десять часов тридцать минут, был объявлен
выход обеих групп. Мы очень спешили высушить палатки, и даже
некоторые спальные мешки на солнце, благо оно не закрывалось
тучами и палило вовсю. Палатки намокли, конечно же, от росы,
которая выступила в этот раз очень обильно, и мы носились
как ошпаренные, постоянно проверяя их на сухость. А
спальники где-то соприкоснулись с мокрыми краями палаток, и
пришлось их тоже сушить.
Спальники мы ещё накануне сшили в так называемые
<конверты>. Всем известно, что один человек в одном
спальнике замерзает намного быстрее, чем двое или тем более
четверо. Спальники частью мы и вправду сшили, орудуя ниткой
и иголкой, а частью просто состегнули с помощью их
собственных молний. Когда мы сшили по два спальника, их,
правда, стало тяжелее переносить. Один спальник можно
втиснуть в рюкзак таким образом, чтобы в общей объёмистости
рюкзака он практически не занимал места. А так приходилось
занимать под эти конверты отдельные рюкзаки, отдельных
людей. А так как эти конверты не сильно тяжелы, то
приходилось догружать эти рюкзаки небольшим количеством
(смотря какой выносливости и сложения человек) груза. И это
было очень неудобно. Вообще эти спальники даже поодиночке
занимают много места, а тут ещё и такое... Тем более что
объёма всегда больше, чем вместимости рюкзаков под этот
объём. Именно поэтому было ещё заранее решено, что вторая
подгруппа нам поможет поднять не столько часть груза (мы
должны были сами его нести, чтобы привыкнуть), сколько часть
объёма, а там уж наверху мы сами как-нибудь сможем это всё
дело неимоверными усилиями втиснуть в наши набитые рюкзаки.
Это делало основной подъём более удачным, чем, если бы шла
только одна группа.
Конечно, всеми этими манёврами правил Юрий Михайлович.
Мы ему в этом деле полностью доверялись, и ни у кого даже
мысли не мелькнуло, что он в принципе в чём-то может
ошибиться, особенно в таком восхождении, не лишённом
опасности и рискованности, но от того более интересном. Юрий
Михайлович в молодости работал спасателем в горах. А так же
выпускал группы на разные маршруты, причём делал это иногда
только с одного взгляда: как, например, группа грузится в
автобус. Это не оставляло никаких сомнений в его опытности,
закаленности и готовности совершенно к любой ситуации, какой
бы неимоверной она ни была. В походе нужно было принимать
правление, как группой, так и её общими передвижениями,
действиями только одному человеку, в нашем случае Юрию
Михайловичу. Как он часто говорит - в горах должно
сохраняться единоначалие, и никак иначе.
Вот уже все рюкзаки стоят в ряду, люди ждут команды,
чтобы помочь другому одеть рюкзак. Самые опытные обычно не
сами, извиваясь, надевают рюкзаки, а помогают другому, тот
помогает своему помощнику одеть. А иногда просто человека
три идут по строю рюкзаков, по пути спрашивают, чей рюкзак,
кто подходит, - тому одевают, а им, этим помощникам,
помогают надеть рюкзаки те, кто уже стоит под рюкзаком. Так
получается намного быстрее, чем, если бы каждый, силясь
поднять свой рюкзак, видел, как на него тупо стоят и смотрят
окружающие.
В строю было идти легко. Я шёл где-то в середине строя,
и конечно, уже по привычке, старался уменьшать амплитуду
<колебаний> строя из одной стороны в другую, а так же делать
движение плавным, если кто-то, отставая, начинал догонять
бегом предыдущего.
В 2000 году мне показалось, что путь по долине реки был
короче, но на самом деле это было не так. Может, просто у
меня тогда рюкзак был мало нагружен. В том году мы ходили на
однодневную прогулку - радиальную, то есть с возвратом
обратно. В этот раз мы тоже шли радиально, но на несколько
дней, а на сколько именно - мы не знали.
Потом неожиданно повернули вверх по волоку, и немного
пройдя, сделали привал. Тут нам предстояло хорошенечко
зашнуровать обувь, и вообще приготовить себя для долгого и
изнурительного подъёма по волоку. Где-то по <тягуну> -
волоку, который на очень длинном расстоянии не меняет наклон
склона, и по нему чрезвычайно трудно идти, особенно не очень
выносливым ребятам. На привале никто не сидел, и когда все
были готовы, в том числе и проверка, правильно ли мы
повернули, на ту ли дорогу, то была отдана сначала команда
<Приготовиться>, а потом и <Под рюкзак>.
Подъём по волоку начинается крутым взлётом, настолько
крутым, что иногда для равновесия приходится держаться за
склон руками. Волок старый, но езженный. <Борта> у него
очень крутые, и в некоторых местах достигали двух
человеческих ростов. Внизу, где колеи для гусениц
трелёвочного трактора, вода проделала широкие, а чаще
глубокие борозды, в которые если наступить, или ещё хуже
упасть вместе с рюкзаком, без чужой помощи не выберешься.
Но, тем не менее, по нему идти можно.
Мы потихоньку набирали высоту. Всё выше и выше, и мы
всё чаще и чаще смотрели на окружающие нас склоны свысока.
Привал сменялся ходом, а ход сменялся снова привалом. И вот,
когда мы сделали привал невдалеке от слияния двух волоков,
один из которых объезд другого, Юрий Михайлович дал нам
немного разойтись. Я тоже отошёл за борт волока. Я искал,
уже который привал подряд, на склонах чернику кавказскую, а
тут я увидел давно знакомый кустик, и... чёрные ягодки,
прямо как у той самой черники, которой мы где-то тут три
года назад объедались и были все вымазаны в соке и косточках
этой чудесной ягоды. Я сорвал несколько ягод, и когда узнал
у Юрия Михайловича, что это и есть та самая - любимая,
черника, сразу же скормил первому попавшемуся, и сам немного
попробовал. Когда многие увидели, что кто-то что-то ест,
конечно, сразу вопросы, - а что это? Я повёл их к кустам, и
показал, какие ягоды нужно есть, и что нужно есть только
такие. Мы не скоро вернулись с глубокого каньона, а когда
вернулись, то все были довольны неожиданной трапезой.
Подъём продолжался. Мимо всё чаще проплывали пихты,
высоченные буки и каштаны, до которых ещё не добрались
лесорубы. Но, конечно, чаще всего мы встречали разделочные
поляны, и пеньки могучих деревьев, настолько всё было
изгажено и осквернено...
Во время второй мировой войны, на подступах и на самой
вершине Семиглавой, находился артиллерийский дивизион. Там
стояли тяжёлые орудия, и всегда была проблема, - как
заносить туда снаряды. Дорог тогда не было, на людях таскать
- тоже проблематично, люди для сражений нужны, да и снаряды
большого калибра очень тяжёлые... В общем, нашлось несколько
ослов, среди которых был вожак - звали его Яшка. Завели его
вместе с поклажей снарядов на самую вершину, к орудиям, и
покормили. Он там некоторое время стоял, и, наконец, поняв,
что ему тут больше ничего из корма не дадут, пошёл в нижний
лагерь, зная, что, по крайней мере, его там накормят снова.
Когда пришёл, его и впрямь покормили, но ещё нагрузили
снарядами и оставили стоять. А он, зная, что, возможно, на
верхнем лагере его покормят, пошёл снова к орудиям, к
вершине. Там его накормили вдоволь. Ослы - очень умные
животные, лишнего идти не будут, а путь выбирают самый
оптимальный, чтобы и не сильно долго и много идти, и чтобы
не гнать в лоб по склону. Когда он уже вернулся в нижний
лагерь, там ему тоже дали наесться и, нагрузив, навьючили
снарядами ещё несколько ослов. Так они ходили вместе и
спасали город Туапсе от фашистов. Заодно сослужили отличную
службу - лучше подъёмной тропы на Семиглавую даже и выдумать
невозможно. Так её и назвали - Яшкина тропа. Во время одной
из атак, Яшке снайпер промахнулся и пробил пулей одно ухо. А
когда война закончилась, ему прокололи и второе, и
засовывали туда цветы.
Во время одной из наших экспедиций, мы взялись
прочищать эту тропу, Яшкину. К сожалению, лесорубы на данный
момент испахали все склоны под Семиглавой настолько, что
местами эту тропу просто невозможно найти. Говорят, по этой
тропе на вершину восходители словно взлетали, настолько
разумно и осторожно она была проведена.
Приближалась критическая отметка высоты, до которой,
если у кого-то заболит голова, то лучше ему восхождение не
продолжать. Мы опасались за мальчика, который болел астмой.
К счастью, когда мы этот высотовой предел преодолели (800
метров), ни у кого ничего не заболело. И у этого мальчика
тоже. И именно основываясь на этом высотовом пределе, после
похода мы смогли изменить диагноз, который поставили
мальчику незадачливые доктора. Они утверждали, что у него
тяжелейшее заболевание астмой, а на самом деле, если бы оно
таковым было, то дальше он бы вообще ходить не смог. Тем не
менее, мальчик себя чувствовал прекрасно и бодро, вплоть до
спуска к базовому лагерю.
Всё чаще и чаще встречались исполинские пихты, буки,
иногда каштаны.
Подлесок всё более очищался от обычных зарослей
Кавказа. Но тракторные волоки и делянки делали вид
совершенно иной, нежели он был бы без них.
Местами попадались оставленные стволы, положенные на
вырубленные поляны для просушки. Тут и там попадались пеньки
буков, иногда пихт, а чаще всего каштанов. Но всё равно лес
не утратил своего благоухания. Пахло хвоей, опавшей листвой
и едко - рублёной древесиной. Как ни странно, лесорубы не
стали выезжать на самый ГКХ, не стали туда ездить за ценным
огромным гладкоствольным лесом.
Когда мы вышли на хребет, у большинства ребят, в том
числе и у меня, немного закружилась голова от нехватки
кислорода. Идти было труднее, иногда в глазах при очередном
шаге внезапно становилось тускло. Но общее впечатление и
восторг оттого, что я стою на долгожданной тропе к любимой
вершине, не давало покоя и расслабления. Подлесок состоял в
основном из маленьких пихт, и искривленных многометровым
слоем снега маленьких буков. Иногда попадались заросли
черники, но они виднелись вдалеке, и мы не стали
останавливаться, потому что знали, что у вершины её будет
вдоволь. Так же частенько появлялась крушина - ядовитое
растение, которое очень похоже на чернику, и только опытный
человек сумеет сказать, что это на самом деле не черника.
Временами мимо нашего пути проглядывались огромные, в
несколько обхватов, пихты, и очень высокие, гладкоствольные
буки, которые и прикрывали нас от палящих лучей солнца. В
лесу стоял тонкий аромат пихты. Он не похож ни на что на
свете. И я наслаждался этим запахом, никак не мог
надышаться. В голове стало чисто и ясно, а на душе тепло и
приятно, несмотря на прохладный ветерок, который дул
откуда-то со стороны Семиглавой.
Мы медленно продвигались по несколько заросшей, но, тем
не менее, хоженой тропе, всё ближе и ближе делая шаг к нашей
намеченной цели. По пути мы ненадолго остановились, и сняли
рюкзаки. Поели яблок, и несколько отдышались, а надышавшись
приятным ароматом, двинулись дальше.
Постепенно мы оставили за собой мелкую поросль пихт, и
только кое-где встречались маленькие буки. Свод деревьев всё
так же состоял из огромных пихт и буков. Каштанов давно уже
не было видно. Хребет оголился, и стало видно далеко вперёд
и по бокам. С северной стороны хребта видимость заслоняли
сильные заросли бузины, сарсапарели, лианы и крушины, и было
светлее. Это говорило, что там сильно круто. С южной можно
было увидеть вдалеке тоже начинающиеся заросли, но до этого
было много на чём остановить взгляд.
Мимо мы проходили три могилы, - каждый снял свой
головной убор, - дань защитникам нашей Родины.
А головные уборы были обязательны, на солнце, особенно
высокогорном, очень легко получить солнечный удар, или
обгореть без надежного прикрытия головы, ушей и шеи.
Вот мы внезапно остановились. Юрий Михайлович сказал
нам всем снять рюкзаки и поставить их в ряд около тропы, по
которой мы шли. Мы всё выполнили, а когда закончили,
заметили, что Юрий Михайлович уже потихоньку идёт выше по
тропе. Мы поспешили за ним. Вдруг перед нашими глазами
встала огромная стена из зарослей. Она была на самом деле
как стена.
С самого первого лагеря около села Анастасиевского у
нас появились новые друзья, - четвероногие. Это были собаки.
Видимо, охотничьи, но сейчас они были без дела и бегали
вокруг села в поисках еды и приключений. К нам они сразу же
стали относиться с уважением. Правда, их пришлось немного
поучить, так как частенько они подходили слишком близко к
нашим запасам провизии, которые, собственно, они и "уважали"
со всем голодным пылом.
Ещё на нашем первом лагере нам пришлось выкинуть часть
запаса сухарей, и, конечно же, сразу на этот пир собралось
несколько коров, собак, и даже один конь прискакал поесть на
халяву. Так у нас стало много друзей. Но когда мы
отправились дальше по дороге в сторону Третьей роты, остался
только один пес. Видно, он очень гордился тем, что
отправился с такой командой в путешествие. Он от нас не
отставал, и старался держаться всегда близко, на виду.
Он был с нами и тогда, когда мы отправились на самую
гору. А когда, видимо, чуял какую-то дичь, то немного
порыкивал и иногда даже лаял.
И в этот раз, когда мы стали выходить на сами
альпийские луга, в этих самых зарослях он, видимо, поймал
какого-то зверька, или птицу, и появился не скоро. А когда
появился, то был очень доволен, тем не менее, как всегда,
чист и аккуратен. Когда мы ели у костра, он ждал, пока ему
тоже немного отложат, или просто скормят оставшуюся еду. Но
оставалось всегда немного, и мы старались его кормить
подальше и, честно говоря, иногда себе урезали порции,
настолько благодарны были за его сопровождение. А
сопровождение было очень полезным, потому что даже в наши
времена в этих местах можно нечаянно-негаданно набрести на
крупное животное.
На выходе к самой поляне мы встретили большие заросли
черники, но мы не стали надолго останавливаться для трапезы,
мы хотели быстрее выбежать на луга и полюбоваться обзором с
чистых склонов.
Тем временем Алексей Иванович стал отделять группу,
которая должна была потом возвратиться обратно в лагерь.
Юрий Михайлович немного тоже прогулялся по лугам, но потом
то ли один, то ли с кем-то спустился к рюкзакам. Мы тоже шли
некоторое время за строем ребят, которые потом будут
возвращаться с Еленой Александровной.
Потом мы стали замедлять ход, и в конце концов совсем
остановились, потому что взгляд выхватывал уже довольно
приличный обзор вокруг. Кто-то стал играть в "догонялки",
кто-то просто ходил и любовался пейзажем. Я старался немного
всех сгрести в кучу, чтобы обеспечить общую безопасность.
При этом не переставая любоваться открывшейся панорамой.
Когда все насмотрелись и набегались, потихоньку стали
спускаться вниз, к рюкзакам, к Юрию Михайловичу. Вдалеке
наверху виднелась узкая полосочка медленно передвигающихся
людей, это шли ребята на траверс первой вершины.
Они с собой взяли бинокль и подзорную трубу, которая
была частью нашего телескопа. А также взяли альтиметр -
высотомер, чтобы выставить правильную высоту, и чтобы они
убедились, что стоят на большой вершине. К сожалению, им так
и не удалось взойти на одну из вершин. Уже близился вечер, и
давно перевалило за полдень, и если бы они задержались, то
им бы пришлось туго на спуске.
Когда мне удалось, наконец, всех безопасно спустить к
зарослям черники, я немного успокоился, так как кусты были
примерно в одном месте и всех было более-менее хорошо видно.
Но насчёт безопасности, несмотря на все свои предрассудки, я
старался сильно не кипятиться. Я понимал, что ребятам нужно
дать немного воли, и что мои усердствования на этот счёт
немного лишние.
Именно ещё и поэтому я успокоился, или, вернее, сам
себя успокоил.
Наконец, когда все, как минимум на этот вечер, наелись
вдоволь черники, мы стали потихоньку спускаться к нашим
рюкзакам.
Там нас ждал Юрий Михайлович, который, однако, не сидел
на одном месте, а ходил чуть ниже тропы, по какой-то
небольшой ровной площадке. Это, как оказалось, была наша
стоянка экспедиционного лагеря с названием <Альпийский>.
Юрий Михайлович нам сказал, чтобы мы спускали рюкзаки на эту
площадку. Тут началось самое приятное. Я первый раз за эту
Тропу видел, как ребята сами понимали, что нужно делать. Нам
предстояло ставить лагерь. При вспоминании этих работ на
Тропе у меня становилось жутко на сердце. Потому что на
Тропе это происходило с жуткими протяжками, и в итоге лагерь
ставили двое-четверо человек из десяти. Теперь же все, все
до единого, работали, не покладая рук. Кто-то сразу стал
прочищать недалеко расположенный родник, кто-то занялся
разведением костра и собиранием дров и разжиги для костра.
Я, с двумя ребятами, начал ставить наши палатки. Поставили
мы их в мгновение ока, тем более что грунт был очень мягкий
и утоптанный, а это очень хорошо для постановки таких
палаток, которые были у нас. Окопку я, правда, делал сам.
Потому что мне хотелось сделать это самому, и если что,
потом отвечать за свою работу. Работа эта очень
ответственная, и мне сразу вспомнился наш поход на плато
Лаго-Наки, где окопки для палаток мы за нехваткой
инструмента рыли руками, потому что даже палок не было, а
все дрова уходили на приготовление пищи. А за дровами мы
ходили очень далеко, и добывать их тогда было очень трудно.
На том плато, на протяжении многих километров, можно
встретить только пару маленьких карликовых берёзок, и то -
редкость, да и жалко. Но это было давно, и тогда были
совершенно другие условия, и другая группа. Сейчас у нас
было достаточно инструмента: два ледоруба и одна лопата, а
также один топор и две ножовки.
Грунт был очень мягкий, и приходилось копать глубоко,
так как вода могла залить палатку, просто просочившись через
землю. Хоть мы и знали, что дождя не будет, но всё же
руководствовались старой туристкой поговоркой: если точно
знаешь, что дождя не будет, обязательно окопай палатку!..
Это по принципу. Ночью мы не можем точно знать, что
происходит на небе, да никто этими наблюдениями заниматься и
не будет, всем спать хочется.
Работы были в самом разгаре, когда ребята с Алексеем
Ивановичем вернулись с субальпийских лугов. Мы помогли им
разгрузить их рюкзаки, тщательно проверили их - не забыли ли
что-нибудь, накормили напоследок яблоками, и отправили их в
тяжких раздумьях на базовый лагерь. Думали они, скорее
всего, о том - почему они не пойдут дальше, а идут другие
вместо них. Я считаю, это было полезно, тем более что выбор,
кто пойдёт или не пойдёт на дальнейший траверс вершин, был
сделан совершенно справедливо, и те, кто не пошёл дальше,
это отлично знали и понимали.
Родник, который мы откапывали, так и не удалось
прочистить, так как там было слишком мало воды после жарких
дней и непродолжительного дождика. Потому я с одним из
мальчишек побежал вниз разведывать, где могла бы быть вода.
Нам было дано десять минут спуска, если в течение десяти
минут спуска мы не обнаружили бы воду, то пришлось очень
долго ждать, пока прочистится и сольётся вода из того,
первого замеченного родника. Вскоре мы нашли воду.
Сначала струйка была очень маленькой, и туда едва можно
было положить один палец. Но когда мы спустились подальше,
наконец, увидели достаточно недалеко от лагеря лужицу, из
которой очень аккуратно можно было черпать воду. В
захваченный с собой десятилитровый кан, мы с помощью кружки
потихоньку наливали воду. Когда всё было готово, я взял его
и донёс до лагеря. Склоны были крутые, да и чувствовал я
себя неважно после внезапной смены обстановки. Но всё же я
донёс его, практически не разливая.
Потом другие ребята подвесили этот кан, и стали под
руководством Юрия Михайловича разжигать под ним костёр.
Вскоре принесли и второй кан, для питья, тоже
десятилитровый, потому что всем очень хотелось пить.
Пока готовилась еда, кто-то запасал дрова для костра,
кто-то тоже ещё делал всякие нужные мелочи. Я застилал
палатки и заносил туда груз, так как народу в этих краях
бродит немало, а за сохранность груза под ночным покровом,
даже при наличии в лагере собаки, было трудно отвечать.
Когда я всё это закончил, Юрий Михайлович оценивающе на меня
посмотрел, и предложил мне поспать в палатке. Я был
совершенно не против, и с удовольствием укутался в тёплый
спальник. Я ещё долго не мог уснуть, и долго с удовольствием
и спокойствием на душе слушал звук работ на лагере, и гомон
лесных птиц.
Когда я проснулся, ко мне подбежал один из участников
восхождения и угостил собранной черникой. Были уже поздние
сумерки, и оказывается, многие ребята бегали, смотрели закат
с лугов. Мне стало очень досадно, что я пропустил такое
зрелище. Потом незаметно эта досада исчезла, и я с
удовольствием поел.
Еда, приготовленная с любовью и удовольствием,
подействовала как нельзя лучше, особенно на такой прекрасной
стоянке.
После трапезы мы сложили всю грязную посуду в каны до
утра, так как по темноте никто не собирался идти в глубокую
и крутую щель, в которой мы набирали воду.
Ночь была прохладной, и после подъёма и тёплых
спальников мы выбежали на улицу налегке, чтобы делать
зарядку. Приходилось двигаться всем, и зарядка получилась на
удивление живой и энергичной. Между делом мы и посмеяться не
забывали. Во время зарядки дежурные уже помыли посуду и
готовили еду. Когда закончилась зарядка, все разом стали
собирать лагерь. Кто-то, по-моему, даже засёк это дело, и
получилось что-то около пятидесяти минут.
Это был очень неплохой результат, и всем стало очень
приятно. Съёмка лагеря проходила примерно в том же темпе,
как и зарядка, и это было здорово! Я никак не мог
наглядеться на зрелище, когда все до единого стараются для
общего дела, и самое главное, - каждый понимает, что это
нужно не только всем, но и ему тоже, Но единственное, что в
этом было не так, то, что этого понимания не было раньше, на
работах в экспедиции.
Дежурные быстренько поели, потом помыли посуду, отдали
её мне, так как она была упакована у меня, и сами стали
упаковывать свои рюкзаки с помощью других. Теперь тем более
упаковываться нужно было ещё в полтора - два раза
тщательней, так как и объёма и немного груза прибавилось.
Мы друг другу помогали, и в итоге получилось очень
быстро упаковаться. Я с наслаждением ждал, когда же мы
полностью упакуемся, и даже сейчас, через полгода после
описываемых событий, я вспоминаю те минуты с трепетом и
восторгом. Атмосфера, созданная на зарядке, никакими
действиями не нарушалась, и мы работали с азартом и юмором.
Наконец все рюкзаки встали в один строй, только наши с
Алексеем Ивановичем стояли отдельно, так как их поднимать с
земли было невообразимо, поэтому мы их поставили каждый на
облюбованную возвышенную площадку. И когда была команда "под
рюкзак", мы сначала помогли всем ребятам надеть рюкзаки, а
потом друг дружку "вытянули" вместе с рюкзаком с помощью
ледорубов, которые держали наготове в руках.
И вот мы снова двинулись. Я с огромным наслаждением
наблюдал, как менялся уже знакомый пейзаж, только теперь нам
предстояло пройти значительно дальше.
Потихоньку мы набирали высоту, и шаг за шагом
приближались к середине продолговатой вершины. За нашими
спинами и с правого бока, вырастали виды, и, где-то там
внизу на нас, возможно, смотрели ребята, которые остались в
базовом лагере.
Когда мы, наконец, вышли на середину хребта, то ещё
немного прошли по нему, мимо одной из вершин, и сделали
привал, чтобы сходить на эту вершину всем вместе. Вскоре все
сняли свои рюкзаки, положили их произвольно, так чтобы их
потом было легко надеть, и побежали к вершинке. Там все
вместе встали в кружок и прокричали троекратное "УРА!!!". То
же самое произошло и на двух других вершинах, которые
располагались западнее, и к ним пришлось несколько вернуться
по пройденному пути. Все ребята убежали вперёд, а мы с
Алексеем Ивановичем набирали чабрец, которого было очень
много, и мы порешили, что этот год на чабрец урожайный. Я
взял у кого-то бинокль вместе с альтиметром, и побежал на
самую дальнюю вершину. Там я припал к земле, уложил бинокль
на камне так, чтобы и мне лежать на траве (не на
муравейнике, кстати, - а муравейников я там встречал очень
много), и чтобы видеть в бинокль обширный кругозор. Лежать и
рассматривать так мне не пришлось долго, - ребята уже
отдыхали у рюкзаков, а кто-то стоял неподалёку от них, и
поедал чернику. Рассматривать не пришлось и потому, что
воздух не был чистым, как зимой, и глядеть нормально я мог
только вниз, в сторону базового лагеря. Я поспешно прибежал
обратно к рюкзакам, заодно захватывая с кустов ежевики
несколько ягод.
Мы снова тронулись в путь, и теперь уже все старались
идти очень осторожно, так как дальше путь был сложнее, и
приходилось иногда на спуске даже держаться за склон руками,
для равновесия. Вёл теперь не Юрий Михайлович, а выбранный
им один из более опытных участников экспедиции. Так же
продолжалось, когда мы возвращались с вершины. До самого
базового лагеря вёл то один, то другой юный турист. Теперь
нас ждал достаточно крутой спуск, но он быстро кончился.
Зато дальше пришлось продираться через огромное сплетение
зарослей папоротника, крушины, азалии, черники,
можжевельника, рябины, падуба, берёзы... Такой <винегрет> в
этих местах не редкость, - тут проходит граница леса и
субальпийских лугов. По пути мы останавливались, чтобы, пока
продирается предыдущий, немного поесть чернику. Черника и
крушина тут растут через раз, и иногда очень сложно отличить
одно от другого. Один из мальчиков случайно съел ягодку
крушины, и, слава Богу, сразу об этом сказал, потому что
ягода эта ядовита. Мы быстро дошли до первой воды на пути,
набрали кружку, и дали запить ею большую ложку полифепана. И
внимательно следили за его самочувствием, а он сказал, что
если что-то будет не так, то сразу сообщит. Поход был на
грани срыва, и поэтому мы не стали идти дальше по хребту, а
стали спускаться по лугам к южному склону. Вопреки всем
ожиданиям, мальчик себя чувствовал как обычно.
Пока мы спускались, нас внезапно, ниоткуда, накрыло
облаком. Мы шли в густом тумане, и старались держаться ближе
друг к другу.
В высокогорье погода меняется чрезвычайно быстро, ведь
десять минут назад мы шли и изнемогали от палящего солнца.
Правда, были где-то очень далеко подозрительные пара -
тройка тучек, но они не слишком то уж внушали опасений.
Теперь они нас догнали, и мы стали уверенно спускаться всё
ниже и ниже. Сначала мы шли по простой, немного высоковатой,
траве. Потом стали попадаться кустики высотою с колено,
потом по пояс. Дальше - выше. В результате мы окунулись в
высокий буковый лес. Подлесок состоял из карликового падуба
и маленьких, вырастающих буков. Они были сильно искорёжены,
некоторые, казалось, кто-то просто погнул руками в совсем
маленьком возрасте дерева. Но таких деревьев было слишком
много. Это зимой снега наваливает до трёх метров, и деревья
сильно гнутся, и прогибаются под тоннами снега. Листья
лежали плотно, будто их спрессовали, и видно, что тут давно
никто из людей не ходил. Высокий свод деревьев создавал
ощущение свободы и отдалённости от цивилизации, что
придавало месту некую священность. Когда мы подошли к
удобной для лагеря площадке, и поставили рюкзаки,
произвольно оперев их о ствол большого и высокого бука, Юрий
Михайлович сказал, что это тоже наша бывшая экспедиционная
стоянка лагеря <Звёздный>. Тропа тогда проходила через этот
лагерь насквозь, и шла к подступам вершины, траверсом уходя
дальше на восток по хребту. Это была тропа 1990 года. А
через некоторое время кто-то из ребят принёс Юрию
Михайловичу показать старое, растрескавшееся полено. Видно,
что оно было некогда обтесано, и заострено с одного конца.
Юрий Михайлович сразу же аккуратно взял эту деревяшку и
сказал, что это была <мешалка> для приготовления еды в канах
того года экспедиции, после которой её оставили за
ненадобностью. Она и сейчас хранится где-то у нас в
квартире, потому что связана с приятными воспоминаниями, и
людьми, которые с ней обращались в то время.
У всех сразу полегчало на душе после открытого неба и
подозрительного, быстро несущегося над головами тумана.
Почти сразу же пошла группка ребят на разведку по теме
воды. Они вернулись сравнительно скоро, и с полным
десятилитровым каном чистой, холодной воды. Кан сразу же
поставили на огонь. Быстренько натянули тент над костром.
Моментально встали две наши зеленые палатки. Груда
выложенного из рюкзаков груза быстро рассосалась по лагерю.
Вскоре мы сытно поели, запивая еду напитком из чабреца
<по-белому>.
После короткого отдыха большинству ребят (кроме
нечаянно съевшего несъедобную ягоду) было предложено
совершить траверс оставшихся трёх вершин. Повёл эту группу
я. Я взял с собой компас, карту, огарок свечи и спички. А
так же бинокль, альтиметр и сотовый телефон, чтобы
постараться дозвониться до города и сказать, что с нами всё
в порядке. Или, по крайней мере, постараться отправить
SMS-сообщение.
На свежую голову и уже немного улежавшуюся пищу, мы
легко взяли подъём от нашего нового лагеря. Так же
неожиданно мы вышли из леса, как и вошли. Это было делом
нескольких шагов, и тут же перед нами открылась великолепная
картина. Немного западнее от нашего пути, выше примерно на
метров триста, возвышались обрывистые скалы, со скудной, но
заметной, порослью можжевельника и травы. Склон от этих
нагромождений скал шёл под очень острым углом далеко вниз.
Склон этот состоял весь из небольших скатанных валунов,
ровно лежащих в одной плоскости. Это была морена.
(Из <Современного энциклопедического словаря>: <МОРЕНА
(французское moraine), скопление обломков горных пород,
переносимых или отложенных ледниками>. - Ред.)
Тяжёлые, тёмные облака иногда полностью окутывали
скалы, и неслись небольшими клочками, и сквозь них
проглядывало голубое небо. В восточной стороне видно было
только часть склона, и небольшой участок склона следующих
вершин массива Бекишай, тоже обильно обтекаемых облаками.
Как только мы вышли на простор, подниматься стало
тяжелее и медленнее. Я старался вести по только что
протоптанной дороге, чтобы не сбиться с пути к выходу на
осевую часть хребта. Поначалу сильные заросли мешали
проходить, и выбирать дорогу, но потом, когда мы вышли уже
на места, где трава была не выше голени, ход заметно
ускорился. Сдерживая соблазн сразу набрать скорость - и в
итоге вспотеть, - я шёл ровно и держал темп. Самое сложное
было не спутать главную вершину с близлежащими, так как у
них была разница всего в несколько метров. Но главную
вершину отличает от других то, что на ней был расположен
когда-то тригознак, и три года назад, когда я был на этой
вершине, этот тригознак лежал неподалёку от вершины.
(ТРИГОЗНАК - тригонометрический полигонометрический
знак - по форме от пирамидки из металла до крупной вышки из
брёвен. Служит точкой привязки при картографических и иных
работах на местности. - Примечание Ю.М.Устинова.)
Мы вышли на осевую часть хребта, и я старался очень
плавно набирать высоту, чтобы не загнать ребят. А в памяти у
меня всплывали картины трехлетней давности, когда мы на эту
вершину забегали одним махом. По пути мы иногда прихватывали
по веточке высохшего можжевельника. Высохший, он издаёт
очень приятный запах, и есть даже поверье, что если срез
веточки можжевельника проколоть и продеть ниточку, то,
повешенный на шею, он будет отгонять всякую духовную
нечисть. Об этом поверье ребята сразу же узнали, и когда мы
уже подходили к вершинам, я видел в руках у ребят приличное
количество этих причудливых растений.
Равномерным темпом мы достигли сначала одной, а потом и
двух других вершин.
Ребята, как и в предыдущий раз, на всех трёх вершинах
прокричали троекратное <УРА!>. По сотовому телефону
отправить ничего не получилось, хотя многие Туапсинцы
говорят, что с Семиглавой связь хорошая.
На обратном пути облака стали немного рассеиваться, и я
стал себя держать уверенней, а зря. При спуске я
ориентировался в основном по компасу, а нужно было больше по
рельефу. В итоге я вышел на тропу, которая намного севернее
правильного пути. Но всё обошлось, и мы вернулись в лагерь
без лишних приключений. Так за день мы успели взять шесть
вершин из семи.
В лагере царила безмятежность. Юрий Михайлович тихо
разговаривал с Алексеем Ивановичем. Некоторые оставшиеся
ребята забрались в палатку и спокойно отдыхали. После
холодного дыхания альпики в лагере было тепло и
по-домашнему. Несмотря на все ожидания, дождя не было, а
стало даже немного светлее от всё больше проглядывающих
лучей солнца. Уже вечерело, и мы постарались быстренько, до
темноты приготовить еду.
Снова приготовили один большой кан еды, заменяющей и
первое и второе, потому что это было ни то и ни другое, и
заварили снова чабреца <по-белому>, хотя сгущёнки оставалось
у нас только на утренний завтрак для заправки первого.
Между делом мы заметили, что у нас, оказывается, пропал
один килограмм расфасованной в пакет гречки, что нас весьма
обескуражило, потому что мы все точно знали, что эта гречка
у нас есть. Тем не менее, мы приготовили еду, и уже в
поздних сумерках домыли посуду.
На утро дежурных не назначали специально, а всем
сказали, что кто встанет первым и найдёт себе добровольца -
помощника, то пойдёт на речку, наберёт воды и приготовит
молочный рис. Так оно и произошло. Где-то примерно в восемь
с половиной утра я проснулся, посидел у потухшего костра,
попытался его разжечь, и это у меня бы получилось, если бы
очень того хотел. Но так как я ещё не очень опомнился после
глубокого сна, то я хотел лишь пойти на речку и промыть
глаза от сонливости в леденящей не только тело, но и душу
воде. Вода и вправду оказалась очень холодной и чистой,
прямо-таки как из-под ледников. Но умывался я уже не один, а
с мальчиком, который тоже уже не спал. Потом мы сходили за
канами, снова вернулись к реке, наполнили каны и отправились
их ставить на огонь. В это время проснулся ещё один наш
друг, и уже принимался разжигать костёр. Пока мы ставили и
устраивали каны у костра, погреться у маленького огонька
вышла ещё пара человек. Так потихоньку проснулся весь
лагерь, и вскоре завтрак был готов. На завтрак остальных
соней мы уже будили приятным запахом приготовленной на
вкусной воде еды.
После завтрака, по хорошей погоде мы очень энергично
начали собирать лагерь. На глубоком, синем небе не было ни
единого облачка, что виднелось даже через густую листву
буков. Солнечные зайчики играли на слежавшейся листве от
небольшого ветра, который колыхал огромные деревья -
исполины. Казалось, что если бы не стволы деревьев, и не
густой слой листвы под ногами, то можно было почуять запах
церковных свечей и масла.
Группа собрала лагерь очень быстро, ещё быстрее, чем на
стоянке бывшего лагеря <Альпийского>. И когда все рюкзаки
вновь встали в ряд, Юрий Михайлович предложил нам немного
отдохнуть перед выходом с лагеря. Другими словами, он
предложил всем попрощаться с этим чудесным местом. Ещё вчера
Юрий Михайлович, вспоминая об этом лагере, сказал, что очень
давно хотел сюда зайти, и хотя бы мимолётом постараться тут
отдохнуть. У нас получилось не только мимолётом, но даже
переночевать в чистейшей, доброй энергетике этого лагеря,
сохранившейся и по сей день.
А тропа через лагерь и правда проходит. Она очень
явственно вписывается в склон. Невозможно человеку,
ходившему по горам достаточно, невозможно опытному туристу
потерять такую мощную и, кажется, очень хоженую тропу. Я по
ней немного прошёл вниз, в сторону южных склонов. И Юрий
Михайлович, и Алексей Иванович сказали мне, что дальше тропа
очень плавно начинает спускаться в сторону перевала
Пихтовый. Сейчас этот перевал очень сильно разъезжен
тракторами, и найти там распаханную тропу дело нешуточное.
Но всё же у нас был один из вариантов - спуск по этой тропе.
Так же мы подумывали и над другими вариантами спуска. Тот
ручей, из которого мы брали воду, ниже по течению образует
долину реки Науж'и, не связанную с рекой Туапсе. Был вариант
спуститься в эту долину, а потом пройти через перевал,
тащиться много километров по тракторным волокам и выйти к
селу Большое Псеушхо. Там сесть на автобус, ходящий раз в
сутки (при этом огромный риск не успеть, что делало этот
вариант обреченным на неудачу), проехать Малое Псеушхо, село
Георгиевское, и на развилке дорог выйти в сторону села
Анастасиевское, поставить лагерь, и позвать всех с лагеря
базового на новую стоянку. Можно было сделать чуть иначе. В
Большом Псеушхо не садиться в автобус, а пойти дальше по
долине реки Наужи к морю, дойти до села
Красноалександровское, там сесть на автобус, доехать до
электрички и на ней добраться до города. Этот вариант
подразумевал вторую ночёвку, а нам нужна была манёвренность.
Было ещё очень много вариантов, но остановились мы на спуске
по тому пути, по которому пришли сюда, тем более что погода
могла, несмотря на ясное небо, в любой момент испортиться и
добавить много неприятностей на нашу голову. А контрольное
время на возвращение с вершины мы дали на вечер 26-го
августа, а уже было 25-е.
После того как решили, в какую же сторону нам идти, все
оставшиеся вещи собрали, упаковали и тронулись в обратную
дорогу.
По пути к выходу на луга я обратил внимание на какую-то
большую чернеющую вдали кучу, - её вчера не было. Это
оказалась плюха медведя, который, видимо, перед резким
подъёмом на склон решил освободиться от лишнего балласта. А
ночью и в самом деле слышались в этом направлении странные,
слишком громкие звуки.
В альпике приходилось кое-где и продираться. Но в итоге
оказалось, что мы шли как раз по той самой тропе 90-го года,
которая просто из-за того, что по ней очень долго не ходили,
заросла и затерялась. Когда вышли на более ровную площадку,
то сделали привал, чтобы поправить все те вещи, которые
могли как-то мешать при долгой ходьбе и спуске по крутым,
заросшим склонам.
Теперь мы уже заметно ускорили темп движения. Впереди
был сравнительно лёгкий путь - хорошая тропа, и лёгкий
подъём. Погода оставалась ясной, и далеко на востоке
виднелись снежные хребты и вершины высокогорного плато
Лаго-Наки.
Где-то возле того места, в котором мы спустились на
тропу после вчерашнего восхождения, мы сделали привал. Юрий
Михайлович достал из кармана компас, достали из рюкзаков
бинокль и альтиметр (высотомер), и всем желающим было
предложено сделать восхождение на седьмую - самую главную -
вершину.
Это восхождение ничем не отличалось от других. Только
мы шли теперь наискосок, чередуя направления - серпантином.
На вершине я снова постарался соединиться с городом по
сотовому телефону, но снова ничего не получилось.
Неподалёку от наивысшей точки лежал искорёженный,
чёрный от частых ударов молний и ржавый от дождей тригознак.
Видно было, что над ним потрудилась и человеческая рука. А
на том месте, где он раньше стоял, по самой середине была
давно выкопана ямка, размерами примерно с три футбольных
мяча. В самой её серединке лежала маленькая коробочка из-под
витаминов <Аскоурутин> с листочком внутри. На листочке было
написано, что тут побывала группа из Туапсе. Группа состояла
из человек четырнадцати, а руководители и проводники её были
из знакомого нам Туапсинского центра краеведения и туризма.
Восхождение они делали в конце июня. По правилам там же
должна была лежать или шоколадка, или что-то в этом роде,
но, видимо, на вершине уже кто-то был, и всё вкусное взял с
собой, не оставив своей записки. Мы тоже не могли оставить
записки, потому что не было на чём писать, а писать на том
же листке не хотелось, - тут нужна оригинальность.
Все мы благополучно вернулись к рюкзакам, по пути
встретив Алексея Ивановича, который безмятежно собирал
чабрец, и радовался, что удалось для этого выкроить время.
Он не ходил по всей поляне, а увидел одно место, где
сиреневые цветочки ковром покрывали склон, и просто сел на
что-то и собирал, ни о чём не думая.
Мы ещё некоторое время постояли, полюбовались пейзажем.
Играли с горным эхом, потому что как раз напротив нас был
скалистый хребет, и мы никак не могли накричаться и
наиграться этим чудом. Вскоре у всех уже немного сел голос,
и тогда мы, позвав Алексея Ивановича, встали под свои
рюкзаки.
Мы снова вошли в те злополучные заросли, где один из
наших ребят спутал крушину с черникой, и когда мы их
миновали, то Юрий Михайлович вновь давал шанс то одному, то
другому из нас, повести всю группу. Мне так и не удалось до
самого лагеря встать во главе нашего строя, но я этим и не
расстраивался, потому что мне уже давно понравилось быть
замыкающим. Перед тем как Юрий Михайлович дал вести группу
одному из ребят, мы сделали короткий привал. И я, завидев
невдалеке множество сухих веточек можжевельника, поспешил их
собирать, и отбирать самые изящные и красивые. Скоро все
ребята уже бегали по всему скалистому склону и собирали
самые красивые маленькие веточки. Их нужно было ещё как-то
донести до лагеря, довезти до дома, в поезде провезти и
только уже после внести в свое жилище. Я тоже собрал
множество веточек, и самые маленькие у меня сейчас хранятся,
а которые побольше - оставил неподалёку от автобусной
остановки, в надежде их при случае прихватить.
Потом мы долго и без приключений, но с глубокой грустью
и горечью, спускались с альпики в лес. Мимо нас проплывали
уже хорошо знакомые нам места, а где-то не очень
запомнившиеся при подъёме. Ребята, один за другим, сменяли
ведущего строя. Кто-то вёл старательно, тщательно следя за
каждым отстающим, кто-то ориентировался по самому ближнему,
а кто-то вообще ни о ком не заботился, и просто шёл своим
темпом. Кто вёл получше, тому Юрий Михайлович давал побольше
времени на ведение, а кто не очень заботился о сзади идущих,
тому просто давал ненадолго такую возможность.
Приближалось время обеда, и все уже давно
проголодались, и хотели пить. Мы по пути надумывали
остановиться на какой-нибудь полянке, сделанной тракторами и
трелёвочными машинами. Так и сделали. Только костерок мы
развели не прямо посреди разъезженной, развороченной земли,
а неподалёку от них, на месте большой пересохшей лужи. Там
было поровнее, и дрова были ближе. Я быстренько достал из
рюкзака всё, что нужно для перекуса. Кан для питья отдал
Алексею Ивановичу, и тот с одним из ребят пошёл искать воду.
Пока они ходили за водой, я, с помощью других ребят, нашёл в
рюкзаках всё, что нужно было для обеда. И мы все дружно
занялись разведением костра.
Собственно, костёр обычно разводит один человек, другие
просто собирали и ломали дрова. Как раз когда костёр уже
пылал вовсю, принесли и воду, и, не жалея дров, мы скоро
вскипятили десятилитровый кан.
Не спеша, мы с удовольствием перекусили, и впечатление
от этого перекуса осталось как после полноценного обеда. Но
сильно нагружаться едой нам не следовало, так как спуск
впереди был ещё долгий, и на полное пузо брести по ужасной
дороге - было делом немыслимым. Не жалея себя, мы быстро
собрались, и вскоре мы уже все шли в строю по направлению к
нашему базовому лагерю. На этом отрезке пути мы не очень
часто делали привалы, а только чтобы немного перевести дух
не столько от усталости, сколько от того, что мы спускались
всё ниже и ниже, и воздух становился всё плотнее. Время от
времени просто надо было отдышаться.
В конце концов, мы, смертельно усталые, дошли до начала
того самого волока, с которого и начинается подъём на
вершину. Там мы, как и перед восхождением, сделали привал,
чтобы отдохнуть и придти в себя после больших перепадов
высот. И после этого привала вскоре пришли в наш лагерь.
Мы постарались не раскисать и унывать, а наоборот, в
темпе поставили палатки, застелили их, разобрали груз по
грузовым площадкам (то есть рюкзаки с личными вещами в одно
место, продукты в другое, инструмент в третье), и только
после этого мы присели за общий костровой круг и, с
блаженством отдыхая, поели и немного расслабились.
От вкусной еды и безделья я тоже расслабился, и мне уже
хотелось только одного - поскорее добраться до палатки и
спать там, не размыкая глаз до самого утра. Но у нас впереди
был ещё разбор дня. Наверно, оттого, что мне сильно хотелось
спать, разбор длился нескончаемо долго и немного занудно.
Все рассказывали об одном и том же, при этом, не добавляя
практически ничего своего. В результате я даже немного
прикорнул на собственных руках, а когда открыл глаза, то уже
назначались дежурные на следующий день.
После того как мы всех уложили спать и немного
поговорили с Еленой Александровной и Ириной, которые
оставались внизу, я с блаженством отправился к палатке, и
дальше я ничего не могу вспомнить.
На следующий день, после - по сравнению с нашей,
высотной, - хиленькой зарядки, мы начали собирать весь
лагерь.
Эти сборы были утомительны, потому что у ребят,
оставшихся в этом лагере, личные вещи были разбросаны по
всему лагерю, и приходилось с каждой тряпкой и вещью бегать
за этими малышами и спрашивать у них, не их ли эта вещь.
В конце концов мы всё же собрались, и Юрий Михайлович
решил, как и при выходе с лагеря на нитке сделанной тропы,
разделить всю группу на несколько маленьких групп, и на
каждую поставить по ведущему. Я тоже вёл небольшую часть
общего состава. Мы все немного даже соревновались, сначала,
кто первым дойдёт до садов, и отдохнёт там, закусывая
яблоками, а потом кто первым дойдёт до стрелы от подъёмного
крана - переправы через речку. Дорога была такой же пыльной,
а путь ничуть не короче, но мы всё же шли как-то легче и
быстрее, когда были разделены на несколько челноков. Все
группы сделали примерно равное количество привалов, но к
стреле подошли не все разом, а тем, кто пришли первыми,
пришлось долго ждать - жариться на солнце, пока подоспеют
другие.
Первым по стреле, через речку, с рюкзаком прошёл я, и
за мной Юрий Михайлович. Но потом, когда пошёл следом
Алексей Иванович, что-то произошло, - мы не сразу поняли,
что именно.
Оказывается, с той стороны, где стояли оставшиеся
ребята и их рюкзаки, есть гнездо шершней. Почему-то ни меня,
ни Юрия Михайловича они не стали трогать, а обозлились
именно на Алексея Ивановича. Ужалили они его в плечо, в
ногу, обе руки, даже, казалось, лицо задели своими жалами.
Ужаленные места у Алексея Ивановича потом ещё долго
болели, а из-за того что они его ужалили в плечо, он не мог
нормально нести рюкзак. Ужаленные руки и ноги тут же сильно
набухли, и эти опухоли потом очень долго и упорно о себе
напоминали.
Переправу мы решили осуществить вброд по речке, так как
по этой стреле теперь, из-за шершенй, было небезопасно идти.
Когда все переправились, мы решили снова немного
привалить, и дать отдохнуть тем, кто пришёл последним к
стреле.
Во время отдыха мы осмотрели ужаленные места Алексея
Ивановича, и решили, что в таких случаях, как и любому
другому, придётся потерпеть. Но боли у него были ужасные,
тем более что если бы назойливые шершни ужалили и шестой
раз, то Алексея Ивановича пришлось бы выносить на руках или
волокуше к посёлку и везти в город в больницу, так как шесть
раз ужаленный шершнем человек обычно погибает.
Мы пришли на место уже нашей старой стоянки. Там мы
стали собирать весь груз, который не понадобится нам для
ночёвки. Собирали мы его для группы из Саратова, так как
она, забрав весь лишний груз, поедет вместе с Юрием
Михайловичем и двумя ребятами в город, чтобы успеть собрать
эту группу к поезду, помыть и искупать в море и ванне.
Вскоре они ушли, и мы, немного отдохнув, начали ставить
лагерь для ночёвки. К нам уже успели присоединиться все
гуляющие в округе собаки, и мы всё делали под их
преисполненными голодного "уважения" взорами.
Полные впечатлений и воспоминаний, мы разлеглись в
ставших просторными палатках, и быстро уснули.
На следующий день, с утра, после завтрака, мы лениво
собрали лагерь. И так как спешить было некуда, до автобуса
было часа три, мы стали бродить по полянам, и заниматься чем
попало. Между тем Алексей Иванович отделил некоторых ребят
и, оставив на мой присмотр лагерь, повёл их в сторону речки.
В лагере ровным счётом не происходило ничего. Все, кто
остался в нём, лежали на ковриках под тенью дерева недалеко
от кострового круга. Все рюкзаки были упакованы и стояли в
ряду опертыми к дереву. Только на двух - трёх ковриках
сушился чабрец, которому, чтобы не пропасть даже в
матерчатом мешочке, нужно хорошенько подсохнуть на солнце.
Алексей Иванович повёл ребят к месту интересному и
загадочному. В том месте под землёй закопано каменное
сооружение, которое встречается на поверхности намного чаще,
чем закопанные. Эти сооружения называются дольменами. В
переводе с древнеисландского дольмен - <каменный стол>. Эти
сооружения напоминают небольшие домики, в которых, однако,
стоять во весь рост редко когда можно - потолок низкий,
около 1,5 метра, но тоже где как... Размерами и строением
они бывают совершенно разными. Бывают монолитные и сложенные
из огромных, многотонных плит. Бывают высокие или длинные, а
есть, казалось бы, построенные для младенца. Как я написал
выше, чаще всего дольмены находят на поверхности земли, а
такие, как этот - огромная редкость и диковинка даже для
учёных, которые, однако, тоже мало что знают об этих
сооружениях и памятниках древности. Такие дольмены, с одним
входным отверстием, встречаются только в трёх местах нашей
планеты: в Индии, в Мексике и на Кавказе.
Кто-то считает, что эти сооружения были построены для
захоронений людей.
Другие думают, что это древние, неизвестные нам,
машины.
Мы же к ним относимся как к живым существам, потому что
они на самом деле такие - живые. Дольмен не любит, когда к
нему подходит человек с дурными мыслями. Старается не
подпустить его к себе. У такого человека внезапно начинает
болеть голова, или что-то ещё. А чаще всего просто его не
подпускает к себе, - теряется в зарослях и как бы закрывает
ими себя. Если человек носит одежду с рисунком, особенно
которые из агрессивных, то этот рисунок может неведомым
образом исказиться, или вообще, на время нахождения около
дольмена, пропасть.
Если, подходя к дольмену, постараться настроиться
именно на этот дольмен, - а они все очень разные, двух
одинаковых не бывает, - то возникает чувство, которое нельзя
называть ни злым, ни добрым. У каждого оно своё, особое,
каждый думает и вспоминает о нём всегда по-новому.
У меня после <общения> с дольменом остаётся всегда
совершенно особое впечатление, которое нигде и никогда я не
встречал, и знаю, что нигде в этой жизни я его не встречу.
Но оно, это чувство, так тонко, еле заметно в окружающем
дольмен энергетическом поле, что не знающий, не общающийся,
не умеющий к себе прислушиваться человек, может ничего не
почувствовать.
Дольмены, раньше, люди на Кавказе взрывали, рушили,
старались им навредить любыми способами. Сейчас этим низким
делом занимаются в основном лесорубы. Я видел в верховьях
одной из многочисленных рек группу дольменов (они всегда
стоят по несколько штук - от двух до одиннадцати), где на
один из них, нелюдь - лесоруб, специально повалил ни в чём
не виноватое дерево именно, точно на крышку дольмена. Крышка
съехала, дольмен расползся, стены искорёжены на своих
изначальных местах.
Иногда встречаются дольмены с пробками для отверстий,
бывает, что дольмены находили и заткнутыми этими пробками.
Дольмен солнца - так был назван тот, к которому
направились Алексей Иванович и ребята. Ещё задолго до
Перестройки этот дольмен представлял собой курган высотой в
несколько метров. На его вершине стоял маленький, очень
маленький дольмен. По кургану вниз в разные стороны
расходились <лучи>, выложенные из камней. По дальнейшей
проверке лучи указывали на все в округе дольменные <зоны> -
то есть зоны, в которых находилось несколько дольменов. Из
этого очень маленького дольмена вниз шёл ход, под землю. В
конце хода была ещё одна камера дольмена. В эту подземную
камеру наискось шёл второй ход, который был направлен под
углом к горизонту. Как выяснилось позже, этот ход был для
проникновения в камеру света, который проникал туда два раза
в год, в дни весеннего и осеннего равноденствия. Солнце в
эти дни вставало точно между двумя вершинами горы <Два
брата>, она и правда имеет две вершины, потому так и
называется. Свет попадал в камеру на точно выверенное время.
Сейчас дольмен солнца законсервирован. В конце
восьмидесятых годов там производились раскопки, и изучение
действия этой <машины древних>, или, другими словами,
древней обсерватории. Маленький дольмен, некогда стоявший на
вершине несуществующего сейчас кургана, лежит в траве, весь
разобранный и кое-где сломанный, в густых зарослях ежевики и
сарсапарели.
Я тоже сходил туда с ребятами, которые не ходили с
Алексеем Ивановичем.
Посмотрел на это печальное место, захороненное среди
яблоневых садов.
Вскоре после этой прогулки к дольмену мы собрались и
вышли к остановке. На душе было грустно, печально и тошно
оттого, что всё почему-то так быстро закончилось. В голове
воскресали картины из нашего восхождения, воскресали и никак
не хотели уйти, как бы я их ни отгонял. Всё вновь и вновь
открывалась в памяти огромная панорама обзора, горы, хребты,
целые нагорья... Никак не хотелось с этим прощаться даже до
следующего лета.
Поход был образцовым для этой группы, и показал, что
даже такая разрозненная, неподготовленная группа, как эта,
или её часть, может больше, чем от неё ожидают.
Конечно, хотелось бы, чтобы тот результат, которого мы
добились, не пропал даром. Хотелось бы, чтобы та часть
ребят, которая была в понятии обо всём происходящем, снова
приехала на Тропу, и сумела передать засеянное в них зерно
помощи окружающим и себе в первую очередь.
Каждый раз, когда я воскрешаю в памяти все события, там
происходившие, мне представляются наши замечательные ночёвки
на местах бывших Тропейных лагерей Звёздный, Альпийский...
Представляются те, кто тогда, в те Тропы, работал и
воскрешал в близких надежду на всё-таки какое-никакое
будущее.
Воскрешал понятие о том, что всё это делается не зря и
не уходит в пустоту, а хотя бы отчасти действует так, как
это было изначально задумано.
Даже сейчас, вспоминая этот поход на Семиглавую, мы
приходим к выводу, что это было не зря, и каждый раз,
вспоминая, думаем о будущем - какая у нас будет группа,
какой будет основной состав - костяк, какой у нас будет
маршрут будущей Тропы, где будет проходить ниточка пути
будущего <призового> - заключительного после Тропы - похода.
Январь - февраль 2004, Туапсе